Мертвые дельфины
Автор: Алиска Lunarcat (lunarcat@rambler.ru)
Бета: Нет, как обычно. Если кто-то возьмется, буду благодарна. Но
кому это надо?..
Рейтинг: PG-13,
за суицид.
Пейринг: Завулон/Алиса
Жанр: angst, на дарк пока не тянет :)
Саммари: Конец «Кошек...». Три варианта развития сюжета – и все они оканчиваются смертью одной героини... Сюжета не осталось, здесь только споры, угрызения совести, больное воображение, напряженные нервы, безумная любовь и такая же безумная ненависть.
Предупреждение: Немного насилия, суицид = смерть персонажа.
И еще. События 1 части 1 главы вполне реальны.
Дисклаймер: Все герои кроме Кати принадлежат Лукьяненко.
Размещение: Спросите, я разрешу :))))
Примечание: Сиквел к фику «Кошки 8...»
Пролог
- Я... Нет. Я не люблю тебя.
- Что?!
- Я просто не могу без тебя жить.
...
- И что? Он самый лучший человек в мире?
- Нет.
- Нет?! Я думала...
- Он не человек.
...
- Я ведь был влюблен в тебя, Алиска...
- И я была...
- Но все изменилось, так?
- Ты прав, Костик. Влюбленность уступила место любви...
- ... Только не у меня.
...
Противный, мерзкий тип.
После секса я курила тонкие ментоловые сигареты, а он полулежал с бокалом коньяка и рассуждал о вечности.
...
- Почему ты такая стерва? А еще пьешь со мной, куришь опять же... Только наркотики не принимаешь – но я бы не удивился.
- Стерва? Конечно. Плохим парням ведь нужны плохие подружки!
...
В спальне царила полутьма, я лежала к нему спиной, а он, в свою очередь, нежно обнимал меня за талию.
- Ты меня любишь?
Дурацкий вопрос сам вырвался на свободу.
- Ты все еще спрашиваешь? – С усмешкой спросил он.
А я просто так и не знала ответа.
...
Последний вздох,
А после – темнота.
Такое глупое и жалкое желание,
Хотя еще осталась капелька дождя...
Не смыто ей еще воспоминание,
Пока осталось сохраненное прощанье.
Глава 1
Какая сволочь... Просто другого слова не нахожу.
Я сказала, что хочу оставить его. Он пожал плечами, любезно улыбнулся и сказал, что, в таком случае, уходит. Когда я спросила, почему, он ответил, что подарил мне эту квартиру.
Он театрально поклонился в мою сторону, а через минуту его уже здесь не было. Только мягко хлопнула дверь.
Нет, нет, я даже не жалела, наверное... Я уже ненавидела его...
И все еще удивлялась, почему все было так просто, а я была еще жива...
Где-то через месяц Эдгар устроил праздник по случаю дня рожденья, и я была в числе приглашенных.
Я говорила ему, что это глупо, и мне там совсем нечего делать, но Эд сказал, что хочет меня там видеть. Я говорила, что мне не с кем идти, а он предложил прийти одной.
А я и пришла одна...
Мы были у Эдгара на даче и, великий сумрак, как же мерзко было ощущать на себе неожиданно чинно-чопорные взгляды, легкое презрение в любезных улыбках и еле слышный шепот за спиной... Дело было не в разводе. Развода как такового не было. Официально мы были все еще женаты.
Но мораль... Странная, извращенная дозорная мораль, сформировавшаяся в промежутках между битвами за правду...
Я увидела его сразу. В центре внимания и с Городецким под рукой. Он даже не взглянул на меня, впрочем, я и не напрашивалась на внимание.
Шагрон пришел с Лемешевой и Назаровой, и его усталый, понимающий прищур глаз согревал лучше любого камина или коньяка... Нет, только камина.
Я пыталась уединиться – мне не дали этого сделать. Эдгар, увидев меня, крепко обнял и долго не отпускал, протащив таким образом практически по всем гостям.
Когда дошли до Завулона и Антошки, Эдгара позвала Анна Тихоновна, по какому-то вопросу, а я осталась лицом к лицу с Артуром, делая вид, что в упор его не замечаю, и вообще, все, что меня интересует сейчас – это восьмой по счету бокал вина.
Они стояли у столика с вино-водочными изделиями, и только слепой мог не заметить, что рука Завулона лежала на талии Городецкого, а на парне была черная рубашка с огромной буквой Z.
Они о чем-то спорили.
- Плеть Шааба невозможно отменить, - тихо утверждал Завулон, а Городецкий срывался на крик.
- Нет, можно! Все можно сделать! И значит, есть заклинание, чтобы ее отменить!..
- Нет такого заклинания, - заметила я, не отводя взгляда от бокала с вином.
Вокруг словно выключили звук.
- Что? – Переспросил Антон, поворачиваясь ко мне. – Почему?
- Потому что плеть – это не длительное действие, а кратковременное событие. Отменять просто нечего. Вот предотвратить...
- А, ну так это я и имел в виду! – Воскликнул Антон, но осекся. – А ты откуда знаешь? – С любопытством спросил он.
- Ах, да, Завулон же не обучает детей... – Протянула я, глядя куда-то поверх головы Городецкого, и уже хотела ответить на конкретный вопрос, как меня опередили.
- Дорогая Аленька, Антоша просто не учел твоего бесценного опыта, - сладкий сироп полился на мои воспаленные нервы.
- А что это у нас заговорило? – Улыбнулась я не менее «сиропно», устремляя взгляд прямо в глаза Завулона. Тот чуть приподнял бровь. – Вас, мистер Я-Самый-Крутой-Босс-Дневного-Дозора, никто пока не спрашивал, что вы высказываетесь без очереди?
Завулон промолчал, продолжая сверлить меня взглядом.
Антон виновато посмотрел на меня, потом на него, и, видимо, желая сгладить конфликт, выскользнул из объятий Артура и отвел меня в сторону.
- Как у тебя дела, Алиска? – С улыбкой спросил он, нервно поглядывая в сторону Завулона.
- Хреново, - я допила оставшееся вино и взяла еще один бокал у проходящего мимо официанта. – Знаешь, что я тебе скажу, Антошка? – Задала я бессмысленный вопрос парню, смутно осознавая, что пить, наверное, больше не стоило. Городецкий молчал, и спасибо ему за это. – Мне тебя жаль, - пробормотала я.
- Почему? – Спросил он. Ну, хоть не стал возмущаться, мол, не нужна мне ваша жалость! Светлый все-таки, и то радует...
- Да с этой сволочью связался. А такой парень нормальный был... – Вздохнула я. Антон, видимо, не знал, что ответить, и все еще молчал.
Я окинула его взглядом а-ля «ребята, ой, сколько вас!», выхватывая нужные детали. Насчитав около десятка заклятий слежения и охраны, я закатила глаза.
- Тошка, ты в сумраке на светофор похож, - заявила я. Мы посмеялись, и я вдруг вспомнила, как мы с ним встречались... Много лет назад.
А потом я невольно вспомнила своего мужа, и все настроение сразу пропало.
- Иди к своему Завулону, - поморщилась я. – Пусть хоть у кого-то сохранится иллюзия счастья...
Антон задумчиво посмотрел на меня, и вернулся в объятья Завулона.
Я отошла в сторону, и только уже хотела заговорить с Ольгой, как на меня налетел Эдгар, умудрившись пролить на меня около пресловутого бокала вина. И – как результат – весь костюм в бежевых тонах к чертям...
Инквизитор, впрочем, извинился, отвел меня в сторону, взял бутылку с водой и начал добросовестно отмывать винные пятна... Судя по всему, бедняга тоже был пьян, потому что мысли о магии у него даже не возникло.
Для удобства я оперлась правой ногой о стул, а когда все-таки покачнулась, меня вежливо поддержал один Мерзкий-Тип-В-Сером-Костюме-Который-Постоянно-Оказывается-Где-Не-Надо. Я отдернула руку, Завулон пожал плечами и отошел. Краем глаза я видела, что они с Антоном куда-то ушли.
Когда Эдгар меня «отмыл», оказалось, что костюм все-таки испорчен, как минимум водой. Пожав плечами, и поблагодарила Эдгара за помощь и пошла в сторону бассейна, по дороге, наплевав на приличия, снимая мокрую блузку. Все взгляды повернулись ко мне, в мужских отразилось желание, а в женских – зависть. Впрочем, не во всех.
- Я с тобой! – Рассмеялась Катя, следуя со мной к бассейну. Ольга тоже по какой-то причине присоединилась к нам.
В результате, в одном белье я лежала в шезлонге, рядом, в таком же виде сидела Катя, а Ольга, поглядывая на нас, тенью ходила вокруг бассейна.
Мне давно уже не было так хорошо, без правил или мук совести, просто наслаждаться чужим вниманием... Но мое сознание было явно против меня, и я приоткрыла глаза как раз в тот момент, когда мимо бассейна проходили Завулон с Антоном. Городецкий вытаращил глаза, а во взгляде Завулона я прочитала напускное безразличие.
Я усмехнулась, почти как он, и опять закрыла глаза. А потом опять открыла. И опять посмотрела на них.
Рубашка Антона была явно помята, и то, как он неуверенно шел, ответило мне сразу на все вопросы.
Зависть, жгучая ненависть, обида, все это и что-то еще вернулись с утроенной силой.
Я высушила костюм, оделась, поцеловала в щеку Эдгара и гордо удалилась. Насколько это было возможно.
А утром не было сил даже на обычное антипохмельное заклятье...
И еще совесть странно мучила. Не знаю, за что.
***
Весна.
Франция нежно-розового цвета. Розового, переходящего в серебристо-сиреневый. На клумбах в городах растут желтые тюльпаны. Над тюльпанами возвышается, частично закрывая собой солнце, Собор Парижской Богоматери.
Серые каменные улицы, готический серый замок, серые дома и желтые тюльпаны. Но Париж все равно розово-сиреневый. Где-то там, в небе...
По серой улице идет человек в сером костюме. Его серые глаза непроницаемы, отражают солнечный свет, не принимая его. В руках у мужчины ярко-желтые тюльпаны.
Он подходит к высокому дому серого кирпича, с темными окнами и закрытыми воротами. Перед домом разбито множество клумб – с желтыми, розовыми, сиреневыми и белыми тюльпанами. Больше перед домом ничего не растет. Только высокое дерево, с которого давно уже опали последние листья.
Мужчина с глазами цвета расплавленной стали стоит напротив дома, и долго смотрит в его пустые окна. В конце концов, он подходит к ограде и открывает маленькую и скрипучую калитку. От дома веет запустением, но цветы выглядят очень ухоженно. Дом спит. Уже давно спит.
Мужчина подходит к входной двери и легонько толкает ее. Дверь поддается и пропускает гостя внутрь. Мужчина не выпускает цветы из рук.
Он проходит по темным комнатам, мимо мебели, покрытой белым саваном времени. Смотрит на картины. На некоторых из них есть и он сам. Он никак не реагирует на это – только сильнее сжимает острые тюльпаны.
Мужчина поднимается по пыльной лестнице на второй этаж и идет по коридору. Двери ничем не отличаются друг от друга, но он выбирает одну-единственную дверь красного дерева – и открывает ее.
Комната, такая же темная, как и остальные. Здесь нет картин, здесь только камин, стол и высокое темно-красное кресло.
Мужчина сделал шаг вперед и обошел кресло, на миг остановившись и перегородив свет, льющийся в пыльное окно.
В кресле кто-то сидел.
Тоже мужчина. Сидел, по пояс закрытый темным пледом. Его волосы были спутаны и грязны. В его глазах была пустота.
- Здравствуй, Антуан, – тихо произнес гость и положил тюльпаны на подоконник. Граф Антуан де ла Питен слегка поморщился и повел пальцами по воздуху.
- Добрый день, Артур.
- Откуда ты знаешь, что сейчас день?
- Ты загородил мне солнце.
- Слухи о твоей слепоте сильно преувеличены.
- Даже слепой может чувствовать свет.
Артур еще пару мгновений смотрел в лицо мужчины, потом отошел и зажег камин.
- Давно ты так?
- Глупый вопрос, Артур. – Прошелестел сухой голос.
- Можешь списать его на удивление.
- Ты давно обо всем знал.
Артур промолчал.
- Не больше пятидесяти лет, – неожиданно сказал граф.
- Пытаешься достичь нирваны? – Усмехнулся Артур.
- Нет. Меня лишили Силы.
Артур вздрогнул и всмотрелся в лицо Антуана.
- Разумеется, не всей. Но ее осталось мало... Лет на десять, не больше.
- Я могу помочь тебе, – внезапно сказал Артур. Граф слабо усмехнулся.
- Нет, зачем... Мне нравится так... Чувствовать тепло солнечного света... запахи цветов... звуки дождя... Ведь ты не обращаешь на это внимания, Артур. И я раньше не обращал.
- Романтиком стал?
- Может быть. Поставь цветы в воду.
- Откуда ты знаешь, что я принес цветы?
- Запах.
- Может, и цвет угадаешь?
- Может быть. Они острые. Острый диссонанс с окружением. Осторожно отражают солнце, я чувствую. Желтые. Ярко-желтые.
Артур вздохнул, беря со стола пыльную вазу и наполняя ее водой. Он немного помедлил, прежде чем поставить в нее тюльпаны.
- Кто ухаживает за садом?
- Не знаю. Франциска или Изабель. Или кто угодно. Мне все равно.
Артур выглянул в окно и увидел в соседнем доме ответный взгляд. В окне напротив стояла девушка и задумчиво, немного грустно смотрела на Артура.
- Мне нечего здесь делать.
- Я не звал тебя.
- Ты думал обо мне.
- Только минуту. – Антуан замолчал, и Артур пошел к выходу. Граф внезапно продолжил. – Ты сильнее меня... Того, старого меня, так?
- Да, сильнее. – Не стал спорить Артур.
- И в чем же твоя сила? Сумрак? Заклинания? Опыт?..
- Любовь. В отличие от тебя я умею любить. – Жестко сказал Артур. Граф усмехнулся – едва-едва.
- Жанна Д’Арк? Та самая?
- Да. – Артур отвернулся и тихо добавил: - Именно она.
Антуан закрыл невидящие глаза и вдохнул запах желтых тюльпанов.
- Только... Она умерла, - еле слышно добавил Великий Темный.
- Как?
- Развоплотилась. Сказала, что слишком сильно меня любила...
- Наверное, тебя сложно любить. – Тонкая ниточка улыбки промелькнула по лицу Антуана.
- Наверное... – Артур вздохнул. – Прощай, Антуан. – Дверь захлопнулась, наверное, от порыва ветра.
Граф улыбнулся – теперь по-настоящему.
Еще десять лет абсолютного покоя...
Завулон вышел из готического особняка и пошел дальше по улице, к собору Парижской Богоматери, вдыхая розовый аромат Франции...
Глава 2
Завулону, Дневной Дозор
«... Так о чем я? Ах, да, вот, и я никогда не выйду замуж.
Буду говорить о своей самодостаточности и самовлюбленности, что не выношу толпу, что я стерва – и ведь, самое главное, все поверят! Да, я стервозна, даже очень... Не важно.
Я буду говорить об этом, пока не поверю сама. А, в конце концов – и сама тоже поверю, потому что знаю, что могу жить одна, что мне никто не нужен, и мужчины...
Да нет, это все глупый фарс, давно вышедший из моды.
Я ведь просто люблю тебя, Артур...
И я не могу без тебя жить... Хотя, нет, все-таки могу. Смогу. Научусь. Заставлю себя научиться.
Правда, для этого мне придется сойти с ума или очень сильно удариться головой об стенку – чтобы все забыть...
Пять, десять лет – да, я привыкну, не могу не привыкнуть. Все уже свершилось, обратно дороги нет.
Да, я сама сожгла мосты назад! Но именно ты протянул мне спички.
И все твои слова, что ты любишь, что я важна для тебя – сразу теряют смысл.
Ты не мог быть неуверенным. Ты не мог дать мне свободу.
Ты, последняя сволочь в мире, сам писал мне, что никогда не отпустишь меня от себя... Лгал? Или просто пытался поверить в эту ложь, уже придуманную кем-то для тебя?
Артур... Да, я знаю, что я не идеальна, я прекрасно это знаю! Но... Ведь ты держал меня при себе все эти двадцать пять? шесть? лет... Ведь не просто так, не только лишь для секса и чашки кофе по утрам!
Сволочь... Я уже не знаю, как тебя назвать. Бессердечный, бесчувственный, безнравственный... Да, как угодно! Это уже смешно... Я не знаю...
Я хотела свободы. Вот, как тот шарик, который случайно отпустила девочка в парке. Маленький, желтый, очень слабый и неуверенный в себе – он летит, он жаждет свободы... Но я хочу и падения. Уже не так, как шарик.
Он медленно поднимается вверх, а потом так же медленно падает, еще не в полной мере осознавая, что вот уже и конец, и все кончается, еще пять минут – и по тебе пройдутся люди, даже не замечая, что ты еще дышишь и кричишь, и стонешь... и просишь помощи...
Не хочу так. Я хочу лететь – стремительно вверх, получая все, что можно. А потом упасть. Так же резко. Вниз. Пара секунд – и все кончится. На этот раз навсегда.
Если бы я все еще была с тобой, Артур, я бы развоплотилась. В одиночестве я не вижу в этом смысла.
О чем ты сейчас думаешь? Что я полная дура?
Ты уже не имеешь права говорить так. По крайней мере, вслух.
Зачем все это было... зачем были мы...
Двадцать пять лет. Или больше, я уже не помню точно. Но, кажется, все-таки дольше. Алексу уже двадцать семь.
Хорошо, что дети успели повзрослеть. Да, это хорошо. А то мы уже пробовали жить отдельно. Им всегда почему-то не хватало отца...
Артур... Я хочу написать «прости», но не могу. Не за что просить прощенья.
Ты говоришь, что счастлив. Что же, поздравляю!
Если ты все же решишь жениться на Антоне – позови меня на свадьбу. Как подружку невесты. Пожалуйста.
Когда будет свадьба Алекса, я напишу. Но уже совсем скоро, я недавно разговаривала со Светланой. Мы с Надькой почти подружились. Правда, ее все еще останавливает то, что я Темная. Глупо, да? Вот и мне так кажется...
Агата делает успехи. Вчера она чуть не использовала Белое Марево при разговоре с вампиром – я еле успела ее удержать. Никогда не думала, что Темное Белое Марево – такая противная штука... Весь оставшийся вечер Алекс отпаивал меня коньяком. Это ты его научил так действовать в экстренных случаях? Ну, да ладно.
Что еще написать... Вот, кстати, Света передает Антону привет. Она сидит здесь же, в комнате, на диване, и смотрит какой-то фотоальбом. Странно смеется, видимо, это наш, свадебный...
За сим, прощаюсь.
Пиши, или заставь Юльку писать. Скоро получишь письмо от Агаты – у нее очередной приступ романтики.
Уже не твоя, и вряд ли снова буду ей,
Алиса Донникова»
***
- Ты меня ненавидишь. – Тихо, исподлобья.
- Я никого не ненавижу. Просто многих недолюбливаю. – Он пожимает плечами.
- Когда-то давно ты сказал, что я свободна. А я не хотела уходить. – Она говорит, наверное, только для себя. – А теперь, когда эта свобода мне необходима, ты не отпускаешь меня. Ты меня ненавидишь.
- Я не могу тебя ненавидеть.
- Неужели?..
- ... Не нервничай, милая. Ты еще многого не знаешь.
- Не называй меня «милая». – Она бросает на него острый взгляд и снова закрывает глаза.
- Почему же? – А он до неприличия ласков и любезен.
- Потому что... любимый, - язвительно отвечает она.
- Исправляешься. – Он, наконец, отворачивается от окна, чтобы посмотреть на нее. Хмурый взгляд из-под длинных ресниц – в ответ. Он протягивает ей обручальное кольцо. – Надень.
- Никогда. Тебе что, любовниц не хватает?
- Хватает. А хочется тебя. Надень.
- Нет!
- Тогда мне придется меня заставить. – Он теряет самообладание и с силой сжимает ее запястье.
А ей больно.
- Нервы сдают, да? – Она смеется через силу, хотя он видит, что левой рукой она судорожно вцепилась в простыни, в попытке удержать боль в себе, не показывать ее ему.
- Надень по-хорошему.
- Неужели ты не понимаешь? – Спокойно, победив боль, спрашивает она. – Нет.
Резким движением, почти незаметным, он надевает на ее палец злополучное кольцо. Она тихо шипит. Наверное, от боли.
- Неужели ты думала, что я отпущу тебя надолго? – Он не ждал ответа. Он отпустил ее руку. Теперь она не вырвется из своей золотой клетки.
Она пыталась смириться с потоком чужой Силы в ее душе.
- Пойдем. Нам пора.
- Куда? – Одними губами, беззвучно: она знает ответ.
- В Москву.
- Почему ты не можешь оставить меня в покое, оставить меня здесь?!..
- Потому что я так хочу. Пойдем. – А потом он бросает еще одну фразу, наверное, думает, что она все оправдает: - Петербург не для тебя.
- Кто ты такой, чтобы решать, что для меня, а что – нет?! – Она не открывает глаз – она закрыла лицо руками, по ее щекам медленно текут слезы.
- Я твой муж. – Холодно звучит в ответ тоном победителя.
Он открывает портал, берет ее на руки – и она больше никогда не увидит своей квартиры на Невском...
Она проснулась в огромной постели, пропитанной кровью воспоминаний.
- Проснулась? – Его голос звучит откуда-то сбоку. – Иди, поешь. Ты спала два дня, тебе нужно восстановить силы.
- Не пойду.
- Пойдешь. Ты будешь делать все, что я скажу, пока на тебе это кольцо. – Его голос звучит так же, но теперь в нем примесь металла. Тоже привычная, как и эта постель.
- Я не пойду. – Спокойно повторяет она.
- Пойдешь.
- Нет.
- Да.
- Нет, не пойду.
Он молчит.
- Ты не можешь даже шантажировать меня. Нечем. – Замечает она почти равнодушно.
- Неужели?
- Да. – А теперь по ее лицу проносится тень улыбки – той, старой улыбки, которая говорила о невозможном счастье, о возможности полюбить весь мир... – Что ты можешь мне предложить?
Свободу? Ты никогда не дашь мне ее.
Смерть?
Он улыбнулся.
Нет. Ты не убьешь меня. Всеми способами остановишь мою смерть.
- Я могу умереть сам.
- Можешь. Но не сделаешь этого.
Он щурится. Он и сам знает, что не сделает.
- Алиса...
Он хочет обнять ее.
- Отвали от меня. – А потом еще, четко и очень тихо, как бы, поясняя: - Руки убери.
Он делает шаг назад.
- Ты все равно будешь мне подчиняться.
- Не сомневаюсь. – Она похожа на пружину. Руками обнимает колени, а спина напряженно выпрямлена.
Она внезапно опять улыбается – сквозь слезы. – Тебе ведь власть нужна... Не любовь... Что, не наигрался еще за эти годы? Или просто вошло в привычку?
Тебе просто нравится держать меня на привязи. Надень на меня ошейник, пристегни к поводку и поведи гулять по зоопарку! Тебе ведь только этого не хватает... – Она заглядывает ему в глаза, словно пытаясь найти ответ. Впрочем, она давно уже его знает.
Бездушная сволочь...
Пощечиной, которой он награждает ее в ответ на эти слова, он опрокидывает ее на постель. Теперь она уже не пружина.
Она держится за щеку левой рукой, – смотрит на него.
- Как низко, - роняет она.
Он молча выходит.
А по ее щеке медленно стекает кровь вперемешку со слезами – на его руке был тяжелый перстень.
А еще это обручальное кольцо...
Она поднимается, выходит на балкон. Она даже не может остановить кровь – это все из-за его кольца...
А на улице снег. У нее ноет сердце, и она остро скучает по Петербургу.
Голос со спины:
- Хочешь заболеть?
- Хочу.
- Кольцо...
- Твое кольцо от магии. Слишком много времени ты провел среди Иных. И слишком мало – среди людей...
- Неужели ты думаешь, что Сила... – Она снова не дает ему договорить.
- Твое кольцо просто заблокировало мою Силу.
А снег летит ей в лицо миллиардами лезвий...
Он молчит.
В его руке чашка горячего шоколада.
- Ты обращаешься со мной как с хрустальной куклой.
- У тебя было воспаление легких.
- У меня был ты.
Снег бьется в стекло.
Звонок. Телефонный.
- Алло, Аленька?
- Да, привет, Эд. – Преувеличенно-радостно.
- Аль, ты заболела?
- Нервный срыв плюс воспаление легких, которое Завулон уже вылечил.
- Аль, мне приехать?
Завулон все это время смотрит на меня.
- Пусть приходит. – Его губы сейчас строго параллельны полу. Они похожи на тонкую линию Выбора.
- Я иду! – Я не слышу крика Эдгара и роняю телефонную трубку на пол.
Он снова уходит. И – снова не говоря ни слова.
Я сплю.
Он заходит в спальню и садится на край постели. Я просыпаюсь, но продолжаю имитировать сон...
- У тебя был выбор, - шепчет он.
- У меня никогда его не было.
Он продолжает смотреть на меня, будто это может что-то изменить.
- Я хочу, чтобы ты вернулась к жизни. Не обязательно в Дозор – просто начни хотя бы выходить на улицу...
- Я хочу умереть.
- Ах, да. Я подкорректировал твое кольцо. Твоя Сила теперь не будет страдать из-за него.
- Она не страдала. У нее был заслуженный отпуск.
- Спи.
Тебе не надоело? – спросил он, когда я опять стояла на подоконнике.
- Не надоест никогда.
Он пожимает плечами и снова уходит.
Я бьюсь головой об стену.
Как будто это может что-то изменить...
Огромный паук потащил меня в свою паутину, а там растащил на мелкие кусочки, пытаясь добраться до сердца.
Мое сердце стучало четко и верно.
Оно могло стучать так еще вечность.
А еще я знала, что у Завулона в груди был осколок льда или зеркала Снежной Королевы...
- Мне жаль. – Сказал он, когда она развоплотилась.
Это сказал не Артур. Это сказал Завулон.
Глава 3
Оставьте меня, оставьте. Мне никто не нужен, слышите, никто!
Дельфины умерли, сгорели, рассыпались в прах.
Жить дальше?
Я устала жить дальше!
Оставьте меня, оставьте...
Это уже смерть...
Прощайте, прощайте...
Оставь меня, мама. Тебе никогда не понять,
Зачем я хотела переплыть это море.
Оставь меня, мама, в покое.
Так легче мне умирать.
Оставаться, чтобы кто-то контролировал мою жизнь? Нет уж, увольте. Не хочу больше управления своей душой. Мне хватило того, что было.
Все. Даже без записки с прощанием, или еще чем-то... Не забирая ничего, потому что хочу начать новую жизнь, забывая все, что было, чтобы не отвлекаться на прошлое – уезжаю.
Те, кто захочет понять – поймет.
Я... Я устала. Не физически. И даже уже не морально. Я... просто устала. Устала даже умирать.
Уезжаю. Куда угодно, только чтобы уехать.
Наплевать, кто там будет, и какой.
Мне уже все равно.
Перестук колес.
Перезвон цепей.
Перебой людей
На дороге слез.
- ... Не тебе решать, что я люблю...
- Я не решаю. Я просто упоминаю об этом вслух. Ты не можешь любить меня, застегнув мне на шее ошейник и привязав к батарее. Это не любовь. Это жажда власти.
- И что теперь? Ты видишь другой выход?
- Если не хочешь меня отпускать – хотя бы называй вещи своими именами.
- Да, я привязался к тебе. Да, это так. Но, неужели ты не хотела, чтобы я тебя остановил, тогда, при разводе?
- Ты ко мне «привязался»... Опять эта жажда собственности, гипертрофированная, ведь ты обращаешься со мной как с домашним животным! Я не хотела продолжения наших отношений. Боль потери была бы легче, чем это...
- И опять ты не права. Ты вынуждаешь меня так с тобой обращаться.
- Я не вынуждаю. Это ты хочешь веками жить одинаково, всех подстраивая под этот стиль жизни...
- Ты не хочешь жить со мной? Скажешь, все это время не хотела?
- Раньше хотела. Когда в этом был смысл, когда я действительно тебя любила.
- А теперь нет? Подумай над этим.
- Не хочу. Я уже говорила, нет! Это глупо... Это может волочиться сколько угодно, но я не хочу серых будней, традиционных поцелуев в щеку и ночей, когда либо отдаешься без остатка, чтобы обо всем забыть, чтобы не знать, не помнить, кто трахает тебя каждую ночь – если не занят с другими женщинами, либо сидишь и плачешь – только плачешь, больше ведь ничего и не нужно – плачешь о загубленной жизни, о сломанной, разорванной, разбитой судьбе, уже даже не ревнуя к остальным... Не хочу...
- Если бы ты сумела поверить в то, что я могу испытывать боль, я бы сказал, что мне больно. Ты не поверишь.
- А ты – от чего можешь испытывать боль? От того, что кто-то облил тебя горячим кофе? Наступил на ногу в лифте?
- От того, что ты хочешь уйти. Я знал, что ты не сможешь этого понять.
- Ты всегда все знал. Даже если ты можешь чувствовать свою боль, ты давно потерял возможность чувствовать чужую.
- И чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя отпустил?
- А ты этого еще не понял? – Она сжала в руке бокал с коньяком, тонкое стекло разбилось, и коньяк залил только что образовавшиеся глубокие царапины. – Черт...
- Дай руку. – Он протянул ей руку, но она словно бы не заметила этого.
- А если я сейчас перережу вены? Что будет? Ах, да, ничего... Ты же так старался над кольцом... А все могло бы быть так просто... – Последние слова она произнесла сквозь зубы, чувствуя жуткую боль от спирта, смешанного с кровью.
- Дай руку. – Спокойно повторил он.
- Не дам. Руку. Последнее самостоятельное решение...
- Я просто хочу тебе помочь... – Он грустно улыбнулся, взял ее руку и начал осторожно вытаскивать осколки.
- Твоя помощь гораздо больнее, чем боль.
- Странная ты...
- Зачем все это? Ты даже не даешь мне почувствовать боль... Живую... Ты даже не даешь мне сойти с ума!
- Просто не хочу, чтобы тебе было больно.
- А я хочу, чтобы мне было больно! Это последнее настоящее чувство, которое у меня осталось!
- Попробуй все вспомнить... Вернуть...
- Я не хочу все возвращать! – Резко отступила назад. – Я хочу черный экран, титры и большую надпись «the end»!
- К твоему сожалению, я не хочу... Быть может, твоя жизнь и фильм... Но не моя.
- Тогда я не хочу, чтобы моя жизнь была связана с твоей.
- Она уже связана.
- Я хочу разорвать эту связь.
- Я не хочу.
- Мне плевать, что ты хочешь, я хочу иметь право жить собственной жизнью, решать собственные проблемы!
- А мне это право ты оставляешь?
- Перестань все решать за меня! Перестань жить за меня!
- Я тоже решаю свои проблемы.
- Но меня не трогай!
- Что тебе не нравится? Ты ведь со мной...
- Может быть, я никогда не хотела быть с тобой.
- Только не говори, что те тридцать лет были ложью.
- Двадцать семь.
- Что?
- Двадцать семь лет. И три месяца.
- Вот видишь... А теперь мы вместе... Аленька, я ведь люблю тебя...
- С чего ты взял, что это взаимно?
- Аля, перестань. Я же знаю, что ты меня любишь.
- Слишком самоуверенно. И не зови меня «Аля».
- Почему? Раньше тебе нравилось...
- Мне никогда это не нравилось. Теперь – тем более.
- Ладно, Алиска, перестань. Все равно ты не можешь ничего сделать.
- Уже не могу.
- У тебя ведь был выбор...
- Завулон, возможно, ты не в курсе, но обычно в качестве выбора предлагаются как минимум два варианта.
- Уже «Завулон»?
- Уже давно.
- Алиса, иначе не могло быть. Я хотел быть с тобой.
- Обо мне ты, конечно, не подумал...
- Ты привыкнешь.
- ... Мне жаль, что у тебя нет сердца, Завулон.
Все. Молчание. Что... победила? Наконец, победила в этом споре?
По крайней мере, тогда мне казалось, что это так.
Месяц одиночества.
Если попробовать забыть о кольце, которое остро жжет палец, кажется, что все хорошо...
- Почему я не умерла тогда...
- Потому что я этого не хотел.
- Заткнись.
- Попробуй заткнуть меня.
- Оставь меня. Неужели ты не понимаешь...
- А что понимать? Ты же любишь меня.
- Уже нет.
- Мне все равно.
- А мне нет. Оставь меня.
- Я не могу тебя оставить.
- Попытайся.
- Нет.
- Тогда я развоплощусь.
- На тебе кольцо, ты не сможешь этого сделать...
- Смогу, поверь мне.
- ... Алиса... Алиса, нет!
- Ты однажды сказал, что любовь - великая сила... Давно сказал, наверное, не помнишь уже... А я помню. Знаешь, я только сейчас вижу: ты не солгал...
- Алиса!
- Прощай, Завулон.
Вздох с усмешкой отчаяния,
В глазах только слезы боли.
Может быть, где-то в мечтаниях
Я смогу переплыть это море...
The e...