Рыбный
рынок
Автор: Firestarter
Пейринг: РЛ/НТ
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер:
все права принадлежат Дж. К. Роулинг.
Примечание:
рекомендуется читавшим «Байки из склепа». В некотором смысле, это продолжение.
Рыжая шкура бездомной собаки ныряет между прилавков –
яркое пятно на задворках Ист-Сайда, возле тунца, кефали и лососей, семги и
трески, разложенных на сверкающей жести под яростным и холодным ноябрьским
солнцем.
Я следую за ней – потрепанный профессор в затертом
клетчатом пальто, с номером «Пророка» двенадцатилетней давности.
Тема лекции сегодня - как обычный поход на рынок
превратить в побег от реальности.
Здесь вываленые в пыль языки бродячих псов, и брань
деловитых носильщиков с мешками, и витающий над всем запах сырого – мышц,
костей, крови, – запах жизни, словно насмехаются над затхлыми призраками
Гриммаулд Плэйс.
Тут не существует – не может существовать – сходок
дурацкой секты в масках, боггартов, сырой заплесневелой тьмы фамильного
особняка, тут само время, прошлое, будущее и никогда не бывшее, перестает иметь
смысл.
Есть только ветер, белая жесть и белые разводы высохшей
соли на руках Маны, скармливающей потроха псу. Шерсть собаки, из-за цвета
кажущаяся горячей, тянет прикоснуться, но на ощупь чувствуется жесткой и
грязной, так что на пальцах остается пыль.
Крупные белые зубы сверкают на смуглом лице.
Маленькая темная пакистанка? арабка? - подросток,
выглядящая одновременно на тринадцать и на двадцать пять, тыльной стороной
ладони вытирает смеющийся рот.
Грязные пальцы Маны протягивают перевязанный бечевкой
сверток.
***
Тельца рыб перекочевывают в будто случайно прикоснувшиеся
холодные ладони Тонкс, а оттуда – сразу на пол.
- прости.
Прости. Прости. Прости.
- ничего.
Если бы длинноногая леди-вамп, которой она была в
четверг, не спотыкалась на ровном месте, а ее миндалевидные глаза не хлопали
так нелепо и растерянно, отчего мелькание удлиненных ресниц начинало
раздражать, если бы огненно-рыжая бестия пятницы не меняла вдруг хищной улыбки
на тонкое хихиканье, а худая до невозможности блондинка только что, пытаясь
обнять, случайно не заехала в нос острым локтем…
возможно, у них были
бы шансы, размышляю, размазывая мокрым платком кровь, каплющую из ноздри, под
насмешливым взглядом откровенно развлекающегося Сириуса и совсем уж до
неприличия саркастичным – Снейпа.
колышушийся в такт
каждому движению зад Молли, добросовестно трущей тряпкой – Мерлин, как будто бы
нет заклинаний! – на миг замирает, пока она готовит Тонкс пакет со льдом,
которая тут же взгромождается с ним на ручку моего кресла.
- Можно личный вопрос? – Выбеленые короткие хвостики
наклонившейся головы щекочут шею, так что я с трудом подавляю порыв
отодвинуться. – Тебе нравятся женщины или мужчины?
- Сейчас, Дора, мне нравятся холодные воды Темзы под
ноябрьским солнцем и огненные собаки.
И спинки сельди, переливающиеся, как голограмма на твоем
поддельном маггловском паспорте.
под разочарованным
взглядом убредаю на чердак, которого еще не коснулась истребительная уборка,
где среди сломаной прокопченной утвари, пожелтевшего тряпья с кружевами и
пустых рам – ненужного мне хлама – находится то, что представляет собой
недавнюю, но одержимую страсть.
Кипа старых пыльных и покоробленых газет, с бурыми
разводами от дождевой воды, сочащейся с протекающей крыши, продолжавших
приходить, год за годом, и после смерти последней хозяйки.
Наугад вытащенный из пачки «Пророк» оказывается под 15
числом июля, 1976 года. Это увлекательная лотерея, словно путешествие в
прошлое. Ты сам выбираешь день, в который отправишься.
А можно просто поразгадывать кроссворды.
***
Миссис Уизли хотела палтусы. Может быть, сегодня я
встречу Ману с ее рыжей солнечной собакой.
В Складском переулке гуляет ветер, швыряя под ноги
обрывки упаковочной бумаги, трепля разлохмаченые швы студенческого пальто, и,
несмотря на холод, отчетливо мешаясь с запахом разогретой смолы – с той
пирамиды бочек, сваленных у ярко освещенной стены.
Даже против света ни с чем не спутаешь тонкость фигурки с
узкими кистями и ступнями, рядом с которой грязно-синяя засаленая рабочая
куртка на основательных плечах, и намалеваный мелом на спине номер смены, и
сгоревшая до красноты шея грузчика, сливающего воду из поддона, кажутся просто
громадными.
Из сыплющегося бойкого потока слов маленькой нелегалки,
оглашающих мое появление – по-английски она знает только названия цифр, –
понимаю лишь интонацию и смущенно улыбаюсь.
Мана смеется.
Кроме сдачи она запихивает в мой карман, дурачясь, горсть
сухой рыбьей чешуи. Прозрачные пятиугольные пластинки, - каждая как маленькая
радуга - подхваченные воздушным потоком, целый долгий миг танцуют и сверкают в
яростном луче.
по-обыкновению,
сворачиваю в сторону набережной. Мне нравится, облокотившись на грубую чугунную
решетку, подслушивать разговоры магглов, все время употребляющих странные
слова. Вчера я запомнил «антифриз», что бы это ни значило, и
«жидкокристалические лэптопы» от типа в бледно-розовом галстуке.
Можно спросить Артура о смысле, но гораздо интереснее
придумывать варианты самому.
Эту забаву я перенял у Сириуса, развлекавшегося так еще в
школьные времена. Он не раз таскался сюда с Джеймсом, выискивая нелепо звучащие
маггловские выражения, чтобы потом использовать их в Хоге как ругательства.
Однажды они хвастались, что на спор уломали даже Нарси.
Вранье. Не могу представить себе брезгливую Нарциссу, на квиддичном матче
сидевшую так, чтобы не касаться белыми перчатками подлокотников, свернувшуюся в
три погибели от хохота под базарным столом среди вонючих отбросов.
Наверное, я все-таки фыркнул вслух, потому что парень в
дубленой курточке, и до того слишком меня разглядывавший, решил проявить
инициативу.
Тема лекции сегодня – как вежливо избежать общения. Или
не очень вежливо.
- Джереми. – Руки в карманах, скорее всего, сжаты в
кулаки, чтобы не выдать ненужных движений. – Я Вас часто здесь вижу.
Инстинктивно поплотнее запахнув ворот, чтобы не
обнаружить шрамов, изучаю часто меня видящие незнакомые серые глаза, худое лицо
обыкновенного двадцатилетнего... мага, да, не ошибаюсь, мнущегося в полуметре,
не смея сократить дистанцию.
Жир палтусов уже пропитал четыре слоя «Пророка», 17
ноября 1980 года, и теперь пачкает руки.
С Темзы всегда дует ветер, треплет волосы, и Джереми
пристально смотрит на прыгающие по моему подставленному солнцу лицу русо-седые
пряди, а я не отрываю взгляда от качающихся на волнах пластиковых бутылок и
другого хлама.
Ничего, у меня еще есть «Дайджест зельевара», годом
ранее. Если нового знакомого и удивила дата прессы, он не подал вида.
Хотя пачка сигарет падает на асфальт, а за ней еще и
дешевая зажигалка. Дважды. Плохой счет, как сказал бы Сириус.
На ум вдруг приходит сегодняшний завтрак.
Мантия, награжденная яркой веселой палитрой салата и двух
видов подлив. Пальцы с салфеткой, тут же с усилием принявшиеся втирать соус
чили в ветхую ткань, едва ли выдержащую серьезную стирку, казались чересчур
загорелыми, и я поднял голову.
Знойную латиноамериканку, со смуглыми красивыми руками,
всю словно состоящую из палящего солнца и обжигающей текилы, так неуместно
выглядящую в этом унылом викторианском пристанище туманного Альбиона, можно
было бы счесть настоящей, если бы не нервные дерганые движения, которых никогда
не бывает у южных женщин.
Я с трудом подавил вздох.
Назойливость парня, этого воспоминания, как и самой
Тонкс, заставляет отвернуться резче, чем следовало.
- Как Вас зовут?
- На ты. Рем. – бросаю,
не сбавляя шага. Нет сомнений, он идет следом.
***
Пакет в прихожей, вопреки ожиданиям, принимает Молли. И,
вопреки ожиданиям, ни словом не комментирует новое общество. Никто не
сомневался.
Только услышав звук ставших на место засовов этой глухой
комнаты без окон - Орион Блэк всю жизнь боялся насильственной смерти – Джереми
непонимающе озирается по сторонам, явно начиная нервничать.
- Ты же этого хотел, да? – Вопрос получается приглушенным
стаскиваемой через голову мантией с драматическими алыми пятнами утреннего
соуса.
Согласный кивок выглядит почти как «нет». Ничего, я
собираюсь быть нежным, потому что это живое существо, это дышащая плоть –
абстрактная плоть, Рем, черт бы тебя побрал! –
от которой я намереваюсь
получить хоть чуть-чуть здесь и сейчас, в 1996, а не десятилетием ранее.
«Антикварный фетишист» - смеялся вчера Кингсли,
скармливая топке раритетные листы.
Реакция расширенных зрачков на обнаженное тело почти
комична – мужчины никогда с таким испугом не смотрят на анатомию людей своего
пола, запомни, Джем, если будешь играть второй дубль.
Я готовлю его долго, дольше, чем следует, до усталости во
все еще измазанных рыбьим жиром пальцах, исследуя незамеченные ранее красивые
рельефные скулы, две незажившие дырочки в левой мочке, покусывая дрожащий
впалый живот – самое любимое, и, по мнению волка, уязвимое после горла место.
Джереми пытается выглядеть соблазнительно, уверенно и искушенно, но прыгающие
замерзшие ладони в моих волосах немного портят это впечатление.
Тема лекции сегодня – безболезненный секс.
Занимаясь любовью с Сириусом, никогда не было нужды ни в
бережном обращении, ни в особых психологических прилюдиях. Он просто... не
казался ранимым.
Профессор Люпин, вы в этом предмете полный профан.
Еле протиснувшись наполовину в судорожно сжавшийся вход,
ловлю руки, пытающиеся меня оттолкнуть; грудная клетка не движется – он не
может выдохнуть, и, соответственно, попросить о снисхождении, но я и так все
знаю и жду, терпя целое бесконечное время.
- Тихо, тихо, расслабься, ну же...
По плотно зажмуренным вздрагивающим векам легко
угадываются импульсы боли, впрочем, не отменяющие возбуждения.
Если сейчас ты расплачешься, Дора, испортив мужской
образ, я убью тебя. Клянусь Мерлином, я тебя убью.
Парень следит за каждым движением, когда я добавляю уже
нормальной смазки на член, чтобы снова войти. Во второй раз получается глубже и
легче, и, я уверен, точно не так неприятно, начиная двигаться, но Джереми
все-равно выглядит, словно каждое мгновение ожидает боли.
Ладно, поговори с ним, придурок, он же в панике. Люди
обычно успокаиваются, если их отвлекают на что-то.
- Тебе не нужно постоянно напоминать об осторожности. Не
пытайся все контролировать. Доверяй мне.
Но Джереми не доверяет. Чувство вынужденной беспомощности
не дает ему расслабиться ни на секунду. Об ответных ласках и стонах не может
идти и речи - изгибавшееся вначале тело напряжено и неподвижно, словно малейшее
движение или звук может спровоцировать агрессию.
Пытаясь создать ощущение безопасности, начинаю нежно
гладить мошонку, надавливаю ладонью на низ живота, принуждая смягчится
закаменевшие мышцы. Впрочем, скоро это все перестает иметь значение, потому что
внезапно он дергается, чуть не складываясь пополам, в непроизвольных судорогах,
туго охватывая внутри всей гладкой горячей глубиной, заставая обеих врасплох
такой интенсивностью.
Нежность и терпение – тяжелый труд. Едва скатившись рядом
и вытерев следы спермы краем простыни, чувствую не то чтобы удовлетворение, но
скорее облегчение, что все закончилось.
Его взгляд, уставившийся в потолок, такой…
жидкокристалический – что бы ни означало это слово, оно очень подходит. Такой
же застывший, как у тех карпов на блестящей жести.
Нужно убраться отсюда раньше, чем светло-русые выгоревшие
пряди, взмокшие у висков, приобретут знакомый розоватый оттенок.
***
Давно устаревшие формулы очередного отвоеванного у
Кричера зельеварского выпуска понятны не больше, чем тарабарщина Маны, но смысл
не важен, важна дата.
В февральском «Пророке» изучаю прогноз погоды, который
совпадает с сегодняшней. Это обстоятельство очень радует. И неважно, что я
шляюсь по маггловским помойкам с газетами, изданными много лет назад,
воображая, что справа толкается пятнадцатилетний Джеймс, а сзади потерялся с
девченкой вечно неугомонный Бродяга.
Есть еще одно наше излюбленное место, тайник под мостом,
виновное в назначении почти дюжины отработок.
Но сегодня нужно наведаться на рынок. Молли собиралась
готовить тунца.
Конец.