Точка Невозвращения

Автор: Птица Свободы

Жанр: General, Darkfic, Drama

Рейтинг: PG-13

Пейринг: Джагсон, БЛ, Пожиратели Смерти

Отказ: что не моё – то не моё, а что моё – всё по мотивам миссис Роулинг

Аннотация: Вопросы и попытки ответов. Как выглядит Выбор, когда ещё можно повернуть назад? И можно ли это сделать на самом деле?

Комментарии: 1) «Точка невозвращения» - лётный термин. После прохождения этой точки топлива в баке самолёта уже не хватит для разворота и возвращения на базу. Можно продолжать лететь только вперёд.

2) На фамилию главного героя – Джагсон – наткнулась на ресурсе (адреса не помню), где была размещена краткая информация о Пожирателях. Кроме упоминания в общем списке, ничего о нём сказано не было... Хотя Мерлин их знает, могла и напутать чего – дополнительную информацию не читала... Так что пусть строгие канонисты не бросаются в меня тапками. В конце-концов, может они однофамильцы ;>

3) идея о потомственной интеллигенции, равно как и о том, что стройные ряды Пожирателей комплектовались отнюдь не только слизеринцами – мой злостный измышлизм (как, впрочем, и большая часть того, что относится здесь к General.) и вообще – элементы AU. У меня своя хрЕнология, высчитанная вручную по зацепкам.

Каталог: Упивающиеся Смертью

Статус: не закончен

 

 

Часть 1.

«Прелюдия»

 

Глава А.

 

...Она деловито подрезала обездвиженному горло, и взмахом палочки направила брызнувшую струёй алую кровь в небольшой хрустальный пузырёк. В расширенных неподвижных зрачках жертвы чернел животный ужас и постепенно проступающее осознание собственной смерти. Женщина, закончив процедуру и заткнув пузырёк пробкой, резко выпрямилась и с жёсткой усмешкой пнула истекающего кровью юношу в живот. Скованный заклятием, тот не смог даже застонать – только его губы на долю секунды жалко дёрнулись.

Сознание Ирвина отмечало всё это совершенно механически, словно независимо от него самого, стоявшего, прислонившись спиной к обшарпанной стене шагах в пяти от своей соратницы. Казалось, что всё это – какой-то бесконечный сон, где действующее лицо – не он, Ирвин Джагсон, а кто-то другой, незнакомый. И в то же время – грязный лондонский переулок; юноша лет семнадцати в окровавленной мантии с неестественно вывернутыми конечностями; его собственная потная рука, судорожно сжимающая палочку, на кончике которой дрожит слабый огонёк, едва рассеивающий ночную муть рядом – всё это было настолько реальным... Настолько, что не проснуться.

Но происходящее затягивало Ирвина – он не желал просыпаться, и, как-то болезненно жаждя продолжения, взглядом бесстрастного стороннего наблюдателя отмечал, как покидает парализованное тело жизнь – в конце концов, когда оба родителя колдомедики, специализирующиеся на «серьёзных» случаях, и периодически брали ребёнка с собой на работу, смерть и страдания перестаёшь считать чем-то особенным... Хотя не получится, кажется, никогда полностью спокойно воспринимать их, как нечто, соответствующее нормальному ходу вещей.

Он знал, что кровь умирающего мага необходима для некоторых запрещённых древних зелий, одно из которых, с весьма любопытными свойствами, он лично отыскал в некоем анонимном пергаменте... И он знал, что этот злосчастный грязнокровка, чьё имя ему даже и не было известно, как нельзя лучше подходил в качестве материала – одновременно и обладающий какой-никакой магической силой, и относящийся к элементам, второсортным по определению...

Он знал всё. В теории. Кроме того, как именно будет выглядеть её практическое воплощение.

«Как же я теперь? Что теперь будет... со всем этим?..» - первая мысль с самого начала операции, отозвавшаяся громом в гулкой пустоте, окутавшей его мозг. И вместе с этой мыслью, вмещавшей очень многое в немногие слова, в его кокон начали проникать чувства.

...Женщина, отвернувшись от больше не нужного ей материала, шагнула к Ирвину. Он инстинктивно поднял палочку в защитном жесте, и неровный свет вырвал из окружающего мрака её лицо – необыкновенно красивое тонкое надменное лицо истинной чистокровки, как она сама называла себя. Белая кожа без тени румянца, волосы чернее воронова крыла, волнами стекавшие до лопаток и сами по себе венчавшие её, как короной – поэтому она никогда не носила головных уборов и фамильных диадем – и пугающие яркие тёмно-синие глаза, широко распахнутые сейчас, с огоньком безумия в зрачках. Ирвин учился с неё вместе, и закончил Хогвартс всего на 2 года позже, но Беллатрикс Блэк... то есть, уже Лестранж, всегда выглядела старше своих лет, и если бы он не знал правды, то никогда бы не дал этой холодной, решительной и фанатичной женщине – не девушке! – её действительных двадцати.

Губы Беллатрикс презрительно изогнулись, она сощурилась.

- О, ты так боишься меня, Ирвин? Если да, то тебе только тараканов по подвалам круциатить. Не дури и опусти палочку.

Ирвин подчинился.

- Я не боюсь тебя, Белла, - выдохнул он, отчасти солгав. Ирвин действительно ощутил страх в тот момент – потому, наверное, что именно сегодня до конца осознал, на что способна Беллатрикс и насколько ей чужды любые нормы морали магического сообщества.

На контрастно-бледных по сравнению с темнотой вокруг пальцах, поигрывающих тем самым серебряным кинжалом, застыли капельки крови – она даже не попыталась их стереть... Ей просто-напросто было до такой степени всё равно, что Ирвину она внезапно и экстатически показалась чуть ли не одной из тех высших существ, о которых грезили авторы читанных им старинных фолиантов – глядящих с презрением на мир под их ногами и чуждых ему, но свободно вершащих его судьбы...

Однако сейчас то самое презрение плескалось в глазах Беллатрикс по отношению именно что к Ирвину, и под этим пронзительным взглядом он против воли ощутил, что прекратил – или прекращает – бояться. Ему не хотелось отпускать мгновенный страх от себя, как будто тот давал какую-то защиту, создавал невидимый барьер между его ожиданиями, стремлениями, мечтами – и жутковатой реальностью, в которой могло произойти что угодно, в которой он так внезапно потерял уверенность – куда и как шагнуть, в которой стал сомневаться в том, что раньше – пусть даже это «раньше» простиралось только на полгода назад – было непреложной истиной... Но сопротивление его души было слабым, и страх уходил – и его место занимало какое-то другое чувство, которому у Ирвина не находилось названия, но он понимал, что источник его – Беллатрикс.

Она, которая – не поправив мантию, не пригладив растрепавшихся волос, – стояла напротив прекрасной статуей, не шевелясь, в полном осознании своей силы, совершенно не зависевшей от внешнего вида. Она оставалась собой и в вечернем платье - на светском приёме, и в черном плаще и серебряной маске Пожирательницы - на общем собрании, и в запылённом брючном костюме - сейчас... И Ирвин неожиданно осознал чувство, пришедшее не смену постыдному нерациональному страху – ожог желания несмотря ни на что стать равным ей, настолько же сильным и свободным, имеющим власть дарить и отнимать жизнь...

Делить мир на достойных и недостойных.

- Я не боюсь тебя, Белла, - повторил Ирвин громче и гораздо увереннее через 5 бесконечных секунд.

Гулкая пустота отступила, и в вихре противоречий внутри него словно бы появился твёрдый клочок земли, на котором он мог удержаться – некоторое время... Но богатый словарный запас всё ещё не был вполне подвластен ему. Ирвин ждал реакции Беллатрикс.

Она наконец вложила кинжал в ножны, как надоевшую игрушку, и чуть кивнула.

- Это правильно. Ты – никто, если позволяешь себе трястись при виде всего, что нельзя увидеть дома у мамочки, – Белла скривилась. – Надо взрослеть, Ирвин, иначе мы никогда построим мир нашей мечты. – огонёк в синих глазах вспыхнул ярче.

Ирвин смог выдавить:

- Но... Знаешь, я не думал, что всё это будет именно так. И... как...

 

...Он запинается, подбирая слова, но Беллатрикс не даёт ему договорить.

- А чего ты хотел, Ирвин? – непривычно-тихо и медленно произносит она, подходит ближе, и смотрит ему прямо в глаза...

Время ужасающе замедляется – его хватит, кажется, на все вопросы мира...

Действительно – чего он хотел? Почему и как оказался здесь, и почему словно не рад случившемуся – разве не этого он желал всем сердцем, разве не просил, как милости, возможности побывать на «настоящей» операции?... Ведь всё исполнилось, так что же?... 

 Он закрывает глаза – кажется, всего на мгновение, и падает всё глубже в омуты своей памяти, словно в ней можно найти желанный ответ...

 

 

Глава B.

 

...Своё детство Ирвин не мог представить без библиотеки. Её начал собирать ещё один из первых Джагсонов-магов, живший в конце 13 века, и ко времени рождения последнего потомка по прямой линии этого благородного алхимика она занимала уже огромную комнату в три этажа: стеллажи с бесконечными рядами книг – старинных, новых и современных – любую из которых можно было призвать без всякого «Акцио», просто коснувшись соответствующей строки в рукописном, оплетённом в кожу, особым образом заговорённом каталоге.

И с тех пор, как он научился читать, для Ирвина не было ничего естественнее, чем приходить сюда – даже не требовалось разрешение взрослых – и выбирать себе чтение: как научное, так и художественное (включавшее в себя и так называемую маггловскую «классику» - эта литература была, как ни крути, весьма хороша... в отличие от самих магглов), в том числе и на иностранных языках, которые мальчик начал изучать примерно в то же время. Однако же, его выбор не был выбором наугад, обычным, без сомнения, для всякого пятилетнего ребёнка... но только не для пятилетнего ребёнка из семьи Джагсон.

Они были древним чистокровным родом – не настолько древним, как Малфои и Лестранжи, ведущие родословные от норманнской знати, или Блэки, чьи предки обитали на Туманном Альбионе ещё до начала второго тысячелетия – но достаточно древним, чтобы потомственных учёных и колдомедиков Джагсонов принимали в светских кругах, как равных.

Хотя, конечно, в высшем магическом обществе всегда существовало негласное – но очевидное, впрочем, всем – разделение на «аристократию» и «интеллигенцию». «Аристократы» жили на проценты немаленьких состояний, надежно хранящихся в семейных сейфах Гринготтса, порой занимаясь бизнесом или служа в Министерстве, преимущественно по дипломатической части; «интеллигенты» получали высшее образование, преподавали или занимались наукой, нередко, впрочем, работая в сфере требующих высокой квалификации колдомедицинских услуг, иногда и сотрудничали с Министерством...

Ирвин Джагсон принадлежал ко вторым.

И поэтому ещё с того же самого пятилетнего возраста твёрдо знал, что будет учиться на Рэйвенкло (считавшемся оплотом интеллигенции, как оплотом аристократии считался Слизерин – несмотря на то, что и там, и там училось достаточное число полукровок, а среди рэйвенкловцев попадались даже магглорождённые). И, надо сказать, юный Ирвин чрезвычайно этим гордился, надеясь когда-нибудь приумножить честь рода – правда, тогда он не мог даже предполагать, каким именно образом...

Как это ни странно для человека, лишь поверхностно знакомого со сложным миром чистокровных семейств Британии, одни из наилучших отношений Джагсоны имели с Блэками. Патриархи и матриархи «благороднейшего и древнейшего» уже в течение нескольких последних веков поддерживали с ними достаточно близкий, и надо сказать, взаимовыгодный контакт: за относительно свободный доступ к редкостным книгам и рецептам Блэки поддерживали в обществе мнение о том, что Джагсоны достаточно чистокровны... даже для заключения браков со слизеринцами. Порой эти семейства и обменивались информацией (и не только...) о некоторых артефактах, мягко говоря, не одобряемых официальными магическими властями. Однако, Джагсоны, как и многие другие интеллигенты, предпочитали в принципе не лезть в политику, ограничиваясь временами одной из множества подписей под петициями – в частности, что касалось дела о запрещении применения зелий с человеческой кровью, даже в медицинских целях, которое всё же было проиграно, несмотря на поддержку (а может, и из-за неё...) противоположных настроений аристократией.

...В середине столетия родители Ирвина – Лоренс и Миранда – были уважаемыми в высшем обществе людьми, знакомыми со значительной частью чистокровных семейств, как аристократическими, так и интеллигентскими. Правда, надо сказать, что отношения с Блэками дали некоторую трещину – миссис Валбурга Блэк, по слухам, знавшая все родословные наизусть, резко сократила для своего мужа и будущих детей список тех, с кем желательно общаться. Однако, мистер Сигнус Блэк, как и его относительно либерально настроенная жена, не отказывался от несомненной пользы (в том числе и для своей министерской карьеры) такого общения. И таким образом, вышло, что Ирвин был достаточно хорошо знаком с тремя их дочерьми, одна из которых – Андромеда – была его сверстницей. Нарциссу, или же Цисс, он почти не знал – его что-то неуловимо раздражало во впечатлительной девчонке, к тому же младшей его на 3 года), а старшая, Беллатрикс, относилась к нему высокомерно-покровительственно, не давая, впрочем, и «от ворот поворот». Ирвин всегда завидовал её решительности и властности, но не делал ощутимых попыток приблизиться и войти в «её круг» на постоянной основе - даже в школьные времена, когда, по определённой причине, это бы могло ему пригодиться.

С Андромедой же Ирвин несколько ближе сошёлся в Хогвартсе: однокурсники, они, к тому же, были распределены на один и тот же факультет – Рэйвенкло. Он отлично помнил, как их и ещё человек пятнадцать – взволнованных одиннадцатилеток – по одному вызывали к табурету, и Распределяющая Шляпа выкрикивала на весь Большой Зал названия факультетов, а будущие их старшие товарищи (или недруги) напряжённо следили за процессом со стороны четырёх столов...

...-Блэк, Андромеда!

- РЭЙВЕНКЛО!

Шуму, конечно, было довольно много – но, всё же, не в пример меньше, чем попади член такого семейства, скажем, на Хаффлпафф. Или на Гриффиндор (что, ко всеобщему сожалению общества, случилось со старшим отпрыском Ориона Блэка четырьмя годами позже). В конце концов, на Рэйвенкло учился весьма значительный процент чистокровных, и связи этого факультета со Слизерином всегда были чуть сильнее, чем двух других... Если не в политической сфере, то уж в общественной.

...-Джагсон, Ирвин!

С его распределением у Шляпы не возникло проблем. Она не размышляла и минуты, но для самого Ирвина эти мгновения невообразимо растянулись. Он замечал отдельные лица с удивительной чёткостью – особенно ему запомнилась третьекурсница Белла, побледневшая, напряжённая, как струна, и явно злящаяся на сестру, распределённую «не туда»...

- РЭЙВЕНКЛО!

И Ирвин, которого в тот миг захлестнула радость невероятной силы, не испытанная им ни раньше, ни потом, с быстротой молнии занял место за столом своего факультета.

...Он сразу же хорошо показал себя в учёбе – иное, собственно, было бы в принципе странно для рэйвенкловца, и тем более – для того, кто успел ещё будучи на домашнем обучении ознакомиться со многими дополнительными материалами. Однако же, отличником Ирвин никогда не был – пускай по поведению и не получал взысканий, предпочитая книги и практические работы шумным проделкам и играм. Годы обучения текли равномерно – хотя политическая обстановка внутри страны, судя по газетам, накалялась: в обострившейся борьбе чистокровных консерваторов и промаггловски настроенных либералов появился новый игрок: человек, называвший себя Лордом Волдемортом, окутанный ореолом тайны, и по слухам стремящийся к радикальному «очищению» магического сообщества. Родители Ирвина беспокойно следили за развитием событий, не зная, как на них реагировать, и предпочитали пока не настраивать сына каким-либо определённым образом...

Но, как бы то ни было, Ирвин к четвёртому курсу примерно определился с кругом своих интересов, и не собирался изменять заранее составленному на семейном совете списку предметов, загодя – и, чего скрывать, с ноткой обречённости – зная, что после получения среднего образования в Хогвартсе его ждёт Колдомедицинская Академия, дабы он смог продолжить семейное дело. По Зельеварению Ирвин всегда имел «Превосходно», Травология давалась ему довольно легко, он всегда на хорошие баллы успевал по Чарам, и, кроме того, отлично разбирался в Истории Магии, особенно в той её части, что касалась развития магической науки (не благодаря занудному бормотанию Биннса, естественно...). А что ещё нужно для успешной сдачи экзаменов? Слава Мерлину, Ирвину не требовалось изучать Маггловедение – для Академии, по словам отца, необходимо было прослушать только краткий курс на подготовительных занятиях. А вот Андромеда, несмотря на вполне прямолинейные замечания приятеля и старшей сестры, кажется, всерьёз увлеклась этим глупым предметом... Возможно, это и сыграло определённую роль в последующих событиях.

Ирвин не любил вспоминать об этом – вопрос был для него во многом личным: старшие Джагсоны, видя его хорошие отношения со средней дочерью Блэков, которой, из-за нонконформистского характера, видного ещё в детстве, не находилось жениха; пытались неоднократно намекнуть тем о возможности брачного союза. И со временем поначалу скептически относившийся к этой идее мистер Блэк стал проявлять некоторую уступчивость... но непослушная дочь смешала все карты, с оглушительным скандалом сбежав из дома зимой, за полгода до окончания последнего курса – к какому-то магглу, даже не богатому. Ирвин был тогда раздосадован до глубины души и, конечно же, прервал все контакты с Андромедой, которая, как говорили, и сама практически отказалась от магии. Он не мог понять, как девушка из древнего рода, с незаурядным умом могла совершить такую постыдную глупость... Впрочем, Ирвин довольно быстро забыл Андромеду. Его в то время увлекали более важные проблемы...

Ведь жизнь, казавшаяся уже к четвёртому курсу жестко очерченной, на этом же самом курсе перестала быть таковой – хотя, надо сказать, сам Ирвин это не сразу понял.

...Толчком для целой цепи событий стал один факт: он временами всё же общался с Беллатрикс. В основном в библиотеке; она интересовалась больше ЗОТИ и боевыми чарами, слывя по школе непобедимой в магических дуэлях, но, тем не менее, ей нужны были книги, как и Ирвину, а порой – что случалось, правда, редко до последнего года её обучения – одни и те же, и в библиотечной тишине завязывался разговор на общие темы. Благодаря Белле, он познакомился и с братьями Лестранж – Родольфом, её сокурсником, и Рабастаном, который был младше Ирвина на год,– составлявшими её школьную «свиту», а также с ещё несколькими слизеринцами из весьма хороших семейств. В гостиную Слизерина не принято было пускать посторонних, но периодически Ирвин, с молчаливого соизволения Беллатрикс, присутствовал на их разговорах – касавшихся даже полузапретных тем – как и некоторые другие «избранные» рэйвенкловцы (очень малое число), к примеру Себастьян Уилкс, с родителями которого хорошо были знакомы родители Ирвина...    

И всё бы так и продолжалось – мало что значащие обрывки слышимых и вставляемых, впопад или невпопад, фраз – но после Рождественских каникул четырнадцатилетний Ирвин стал постепенно что-то замечать. В речи «круга» Беллатрикс – где неожиданно появились и те, с кем она раньше не склонна была долго общаться, - как Люциус Малфой, у которого с Ирвином антипатия (умело скрываемая за ледяной вежливостью) была обоюдной – проскальзывали какие-то намёки, скрытые смыслы, и дразнящие пытливый разум Ирвина ссылки на некие новые, тайные, знания... А ведь именно древняя магия, носившая определённый отпечаток Тьмы, (вместе с тщательным продумыванием хода всевозможных событий – но это уже в меньшей мере), и была для него чуть ли не глубинной страстью, которой, впрочем, спокойный по характеру Ирвин не давал неконтролируемо вырываться наружу...

Чем дальше – тем больше: убедившись, что слежка и подозрения со стороны преподавательского состава отсутствуют, слизеринцы стали более откровенны – насколько это в принципе возможно для слизеринцев – и говорили о своих делах даже на виду, и Ирвин, естественно, не упускал возможности послушать и сделать выводы... Беллатрикс – с которой он виделся несколько чаще, чем с остальными – видимо, находила особое удовольствие в том, чтобы вдохновенно рассуждать о новых возможностях, открытых для чистокровных магов, в области – почему бы и нет?? – Тёмных Искусств, и о том, что в будущем... О да, в будущем... Каждый, видимо, слышал в многозначительном молчании после этих слов что-то своё. Ирвин воспринимал всё это с полубессознательным восхищением, опаской и замиранием сердца – не оставляя, впрочем, попыток понять: откуда?

И потом он уже не мог вспомнить, когда и как именно узнал, что часть знакомых ему слизеринцев с пятого по седьмой курс (включая Беллу) являются кем-то вроде учеников того самого Волдеморта.

Что он чувствовал по этому поводу, нельзя было сказать определённо: смесь из страха, {{остолбенения }} и восхищенного любопытства, где нельзя было выделить главенствующую эмоцию, на долгое время завладела душой Ирвина, и он не мог даже подумать о том, чтобы предпринять что-то определённое в свете имевшейся теперь – пусть и такой призрачной – информации.

А потом – начались каникулы, и он уехал домой. Где, удивляя родителей, был необычайно задумчив и погружён в пыль подшивок как официальной, так и оппозиционной прессы. Но к августу Ирвин вычитал то, что ему требовалось для составления собственного мнения, и принялся за более привычное мистеру и миссис Джагсон занятие – часами просиживать в фамильной библиотеке.

Возвращался он в Хогвартс с достаточно твёрдыми намерениями.

 

 

Глава С.

 

На следующем курсе его общение со слизеринским «кругом» (как, впрочем, и с прочими студентами) стало совсем эпизодическим – как никак, в конце года ему предстояли СОВ, а им ЖАБА – но Ирвина школьные дела теперь практически не интересовали. От контакта с ними он получил главное – первоначальный толчок, побуждение, заставившее его задуматься о вроде бы не касавшихся раньше его лично вещах... Наступило время искать самостоятельно – благо что таким умением интеллигент-рэйвенкловец, проведший за книгами половину сознательной жизни, владел в совершенстве.

Материал, который по идее должен был содержаться в учебниках за пятый курс, Ирвин изучил дома, ещё в августе – правда, сознательно пропустив некоторые моменты, чтобы всё равно внимательно слушать лекции и не терять интереса – и подготовил рефераты по темам, которые вполне могли в будущем послужить основой как для домашних заданий, так и для специальных работ. Также он сделал пометки в своих старых учебниках, что именно нужно будет повторить к СОВ на Рождественских и Пасхальных каникулах. Так что, находясь в Хогвартсе, Ирвин мог без проблем для себя находиться в библиотеке почти всё свободное время не для одной только подготовки к СОВ, а ради получения несколько другой информации... 

Преподаватели хорошо относились к способному студенту – в частности, профессор Слагхорн, неоднократно изъявлявший желание видеть молодого Джагсона на собраниях своего Клуба (Ирвин, надо сказать, там и бывал несколько раз – чтобы не портить отношений, но в основном отказывался по убедительным или, как говорили магглорожденные, «железобетонным» причинам) – и именно им Ирвин, после непродолжительной борьбы с совестью, воспользовался. Профессор Зельеварения быстро подписал ему разрешение на доступ в Запретную Секцию, удовольствовавшись наполовину лживой оправдательной речью. Взамен требовалось только рассказать что-нибудь из узнанного – в Клубе – не забыв упомянуть, естественно, роли самого Слагхорна. С присущей ему рассудительностью, Ирвин не счёл это дорогой ценой.

Ведь только доступа в Запретную Секцию со всеми её отделами ему и не хватало. В прямом смысле этих безыскусных слов.

Древняя магия – особенно средневековые трактаты, полные странных и страшных ритуалов, и труды Нового Времени, в которых чрезвычайно много внимания уделялось Тёмным Искусствам – на следующие три года (за исключением последнего семестра седьмого курса, когда Ирвин целиком сосредоточился на экзаменах) стала основным предметом его углублённых занятий. Естественно, одной школьной библиотекой дело не ограничивалось – ведь в доме Джагсонов хранились даже некоторые книги, которые считались утраченными для магического сообщества, да и у знакомых семьи имелось в наличии много интересного – но она была спокойным, тихим местом, где примерному и не вызывающему подозрений студенту – а особенно с Рэйвенкло! – не было никаких особенных препятствий в выборе круга чтения. За Ирвином почти не следили – даже строгая библиотекарша предоставляла ему самому углубляться в коридоры книг, а между тем юноша старался прочесть всё, что вызывало у него хоть малейший укол интереса. Кроме собственно Темных Искусств это были просто полузабытые витиеватые заклинания со странными эффектами, а также старинные рецепты зелий, многие из которых были внесены в реестры запрещённых – кое-какие, впрочем, так недавно, что конфисковать содержащие их книги забыли или не успели; а кроме того, Хогвартс всегда отличался некоторым суверенитетом во всех смыслах, да и многие были готовы закрыть глаза на содержимое Библиотеки, чтобы к подобным знаниям сохранился хоть какой-то свободный доступ. Ирвин, благодаря связям отца, был немного осведомлён об «особенностях» работы спецотделов Министерства, и к тому же предполагал, что хогвартская профессура применят в своей жизни далеко не только то, что пишут в отцензуренных учебниках.

А Ирвин пользовался этим стечением обстоятельств, и страницы, переворачиваемые с жадной осторожностью, словно оживали...

Но причиной его подробных и долгих занятий в Запретной Секции был не один лишь голый интерес.

У Ирвина и так уже на момент четвёртого курса стихийно сложились некоторые, пусть и весьма зыбкие, убеждения, а за каникулы он ещё и вполне хорошо изучил позицию нелегального журнала «Голос Крови», одним из редакторов которого, (судя по стилю и некоторым особенностям раскрытия тем), как думал Ирвин, был отец Беллы. Журнал этот являлся, пожалуй, наиболее авторитетным подпольным изданием для чистокровных семейств, и весьма остро критиковал политику Министерства, излагая на своих страницах «просочившиеся» тайны и неприглядные факты, публикуя программные заявления околорадикальных политиков... В «Голосе Крови» даже почти открыто поднимался вопрос о Темных Искусствах и правомерности их изучения. Вся эта информация приводила воспитанного в «политическом неведении» Ирвина в восторг, но не она была главным, из-за чего журнал так выделялся из прочих, и не тем, из-за чего в Аврорате так серьёзно доискивались личностей издателей и редакторов.

Главным была Идея. Ирвин про себя называл её именно так, с большой буквы, и имел на это все основания.

«Идея» никогда не высказывалась прямым текстом в виде чётких обобщений. Но она так или иначе проскальзывала практически в каждом материале, и с каждым годом авторы всё менее стеснялись в выражениях.

Идея была довольно проста, и Ирвин после некоторых размышлений принял её, именно вследствие этого освободившись от противоречивых эмоций по отношению к «ученикам» Лорда Волдеморта. В конце концов, они, по всей видимости, были сторонниками той же самой Идеи и так же желали её победы в магическом обществе. Ирвин желал этой победы, потому что, исходя из узнанного, понял, наконец, как именно приумножить честь рода – занимаясь, при поддержке определённых кругов, всем запретным и сложным, как зельями, так и заклинаниями. Исследования, результаты которых публиковали «Dark Arts Today», «Голос Крови» и «Чаровница», были настолько потрясающи и невероятны, что талантливый юноша мечтал повторить их – или даже превзойти...

 

И вот он изучал секреты магии, по капле напитываясь сутью действительно простой по сравнению с ними идеи – Превосходства.

Волшебников над магглами. Чистокровных над грязнокровками. Достойных над недостойными.

В разряд недостойных Ирвин попадать не желал, и понимал, что одного происхождения недостаточно – необходимо ещё что-то исключительное, чтобы стать в один ряд с другими кандидатами в будущее, очищенное, магическое сообщество. Этим «исключительным и должны были стать для него Древние Искусства.

Со знаниями и историей магии было связано и то отличное удобрение, которое способствовало прорастанию Идеи в его душе.

Ирвин был убеждён, и благодаря поискам ещё больше укрепился в том, что проникновение маггловской культуры не приносит ничего, кроме вреда. Конечно, для кого-то это может быть и удобно – для слабых магов, неспособных понять накопленное по крупицам предками и создать из этого наследия нечто ещё более великое. Но разве справедливо запрещать что-то только потому, что боишься? Нет, уверенно отвечал сам себе Ирвин. Ведь в семье Джагсон уже целые века считалось, что страх – прямое следствие непонимания. А непонимание как раз является следствием главного зла, приносимого магглами и магглорождёнными – упрощения жизни Магического Мира для их удобства. Неродовитые прямо признавались, что не хотят отягощать свои жизни балластом из традиций старого времени, и сообразно их требованиям перестраивались образовательные программы, идеологические установки и официальная политика вступивших в союз с крайними либералами не желавших поступаться властью министерских бюрократов. Ирвин видел обе эти тенденции, и обе они ему не нравились.

В факультетской спальне ночами было передумано множество мыслей, но ни одна из них не вела к конкретному результату.

Так почти незаметно проходили годы, и в общей гостиной Рэйвенкло всё чаще начинались разговоры о будущих сферах деятельности.

По большей части семикурсники были серьёзными людьми, не склонными к идеализму – такими же, как когда-то сам Ирвин. Планы их равномерно распределялись между известнейшими магическими университетами – и даже казалось странным, что это ещё ученики, с которых может свободно снять баллы даже за мелкую провинность любой преподаватель, а не блистательные учёные, законники, медики, дипломаты, какими они уже видели себя... В последнее время, однако, повысилась доля рэйвенкловцев, решивших делать не исследовательскую, а чисто Министерскую карьеру, и это были как раз те, кого не на шутку беспокоили обострившиеся общественные противоречия.

Ирвин не участвовал во вспыхивающих бурных обсуждениях, порой приводящих к небольшим дуэлям – но отнюдь не потому, что если нечего было сказать. Сказать он мог много что – в голове юноши постоянно крутились обрывки вычитанных и услышанных фраз, составляясь в прекрасные комбинации... И среди его соучеников некоторые были вполне расположены к идеям, которыми он мог бы поделиться. Но с каждым месяцем и каждым днём перед Ирвином всё острее вставала проблема выбора. 

Во время своих «занятий» и следовавших за ними размышлений Ирвин словно бы поднимался выше обыденности, они давали ему неведомое раньше чувство силы и того самого превосходства, и он не мог смириться с мыслью, что это всё скоро должно закончиться безо всяких последствий. Как будто он ничего не планировал, не видел себя исследователем – а может, как знать, и борцом за лучшее общество. Ему хотелось посвятить себя исследованиям в области древней и темной магии, не зря зовущихся Искусствами – но заранее определённая как окончательный вариант его будущего Колдмедицинская Академия не обещала ничего ровным счётом в этом направлении. А Ирвину было известно, как надеются его родители на единственного наследника династии, и понимал, что такому, как он, стыдно оставаться без высшего образования и приличной работы. Да и просто – ему бы не хватило мужества, которым так славились гриффиндорцы, чтобы пойти против отцовской воли. 

Положение чистокровного интеллигента загнало Ирвина в угол.

...Наступил день, когда выпускникам Хогвартса 1974 года вручили дипломы о полном среднем образовании, были провозглашены тосты в честь лучших, и директор Дамблдор громогласно пожелал всем успешной будущей жизни, несмотря на «сгущающиеся тучи» (о которых, надо сказать, упоминал уже лет пять как), а Ирвин Джагсон так до сих пор и не мог определиться.

Книги, прочитанные за три с половиной года, позволяли утверждать, что Ирвину было известно о древней магии больше, чем кому бы то ни было из тех, кого он знал, и за июль он убедился: по сравнению с ней изучаемое на подготовительных занятиях в Академию казалось пресным и лёгким. Отцу он этого не говорил – реакция была предсказуема, но матери – в приливе какой-то последней надежды, смешанной с отчаяньем – пробовал намекнуть. Миранда Джагсон посмотрела на сына долгим, особенным своим взглядом, а в нежно-серой глубине глаз на кругловатом лице плескалось снисходительное сочувствие. Но не сказали ни слова. Даже с места не сдвинулась.

И под этим взглядом Ирвину вдруг захотелось во всём признаться, бросить это самопальное изучение Темных Искусств, вернуть книги на полки, и стать, наконец, прежним тихим и умным мальчиком, который может уткнуться в тепло маминых коленей...

Но Миранда опустила взгляд, и зашептала успокоительно что-то о собственной воле, которая должна учитывать, однако, и совершенно разумные соображения, и о том, конечно, как она любит своего мальчика, и как желает ему счастья... А потом – ушла, так же тихо, как и появилась в комнате Ирвина.

Тогда Ирвин понял окончательно, что действовать ему придётся на свой страх и риск, без всякой поддержки родителей, и внезапный порыв, вызванный надеждой на понимание и взглядом горячо любимой матери, исчез из его души так же быстро, как и возник.

И постепенно из раздумий, не оставлявших его даже на подготовительных занятиях и вечером в собственной постели, начал складываться вполне приемлемый вариант действий...

Он заключался в том, что Ирвину необходима была поддержка в избранном направлении, если он действительно желал заниматься официально запрещёнными разделами магии. Даже если для этого понадобиться найти одно из тайных обществ, слухами о которых Ирвин начал интересоваться ещё зимой, и заниматься откровенно политической деятельностью. Приязни к магглам и магглорождённым он никогда не испытывал, а борьба за высший порядок открывала перед ним возможности применить знания, не ограничиваясь чистой теорией. К тому же, в будущем, которое обещали «борцы», важное место отводилось как раз Тёмным Искусствам, и на подобные исследования, как полагал Ирвин, у идейных вдохновителей найдутся деньги...

И когда, наконец, ключевое решение было принято – Ирвин уже знал, кого будет искать. Его школьная приятельница уже более года была замужем за Родольфом Лестранжем и вела жизнь томной светской красавицы, хозяйки роскошного особняка (жена Лестранжа-отца скончалась несколько лет назад при невыясненных обстоятельствах) – но Ирвин полагал, то Беллатрикс Блэк не отказалась бы так легко от своих притязаний и от однажды намеченной цели, и услышанное краем уха подтверждало его догадки.

Письмо, над составлением которого он просидел несколько дней, было отправлено с лучшей совой семейства, и через несколько дней, когда время уже приближалось к полуночи, в окно комнаты Ирвина постучался летучий мыш.

Он открыл окно, и бесцеремонный Некрус бросил ему в руки конверт, запечатанный фамильной печатью рода Блэк, сразу же улетев.

В конверте оказался только один лист, на котором значилось ломанным, быстрым почерком: «Пятого, в час дня, аппарируй к воротам». И подпись – «ББ»

Улыбка торжества осветила лицо Ирвина, и не исчезла, даже когда он заснул.

Так что, пятого августа 1974 года Ирвин Джагсон тихо выскользнул из дома, надев неброскую, но тем не менее дорогую мантию, прихватив зонт и защитившись на всякий случай Инвизио, аппарировал...

 

 

Глава D.

 

Ирвин перенёсся не к краю каких-нибудь полузаброшенных полей, чего можно было ожидать в худшем случае. Не то чтобы его смущала перспектива пройти некоторое расстояние пешком, но погоде вздумалось испортиться в самый неподходящий момент. По счастью, когда Белла писала «к воротам» - это означало именно «к воротам». К кованым воротам в массивной каменной ограде особняка, единственного здания на унылого вида пустоши. И всё равно юноша бросил обеспокоенный взгляд на затянутое облаками небо. Ирвину не хотелось бы попасть в глупое положение, стоя с зонтом у входа и с каждой минутой всё больше увязая в раскисающей грязи… Такой вид никак не мог расположить к нему хозяев, даже учитывая школьное знакомство.

Ворота, как им и полагалось, оказались заперты, но Ирвин знал, как поступают в подобных случаях. Он просто коснулся палочкой замка, мысленно произнося стандартную формулу, известную во всех чистокровных семьях: «Я гость, я маг, я не случайный человек». Несколько искр вылетели из кончика его палочки, и, через пару минут терпеливого ожидания, за воротами – и в то же время прямо напротив Ирвина – появился домашний эльф, сразу же подобострастно поклонившийся (манера держаться и знание «пароля» лучше всяких слов могли сказать о том, кто такой молодой Джагсон).

- Что угодно господину магу в доме хозяев?

- Я договаривался о встрече с госпожой Лестранж. Сообщи своей хозяйке, что прибыл Ирвин Джагсон. - Прохладно, как привык говорить с прислугой и низшими.

Домовик, опять с поклоном, аппарировал как умеют только домовики, а спустя, казалось, несколько мгновений ворота бесшумно распахнулись, и всё тот же эльф сообщил:

- Хозяйка примет господина Джагсона в библиотеке. Следуйте за Юкки, господин Джагсон.

Ирвин понятия не имел о расположении комнат в Лестранж-холле, но уверенно направился ко входу в особняк по главной аллее парка, выглядевшего заброшенным и поэтому даже немного таинственным. (Юноша предполагал, что это впечатление создавалось эльфом-садовником долго и тщательно…)

Домовой эльф Юкки торопился и мельтешил перед ним, показывая дорогу, однако Ирвин делал вид, что это – всего лишь дань вежливости, и вообще старался держаться так, как его учили с детства. Но, тем не менее, войдя, он едва сдержал удивлённый вздох – его поразило убранство родового гнезда Лестранжей. Оно не было броским, кричаще-ярким и блистающим, но для знающего человека (а Ирвин принадлежал к таковым, несмотря на то, что лондонский дом Джагсонов был гораздо скромнее) каждая деталь приглушённо-строгой, несколько тяжеловесной обстановки, говорила о несомненном богатстве хозяев. Между тем, Ирвин не сомневался, что у особняка есть и другое «лицо» - не такое мрачное, не предназначавшееся для показа каждому вошедшему. В чем он и убедился, когда перед ним чуть ли не внезапно раскрылись резные двери чёрного дерева, и в глаза неожиданно ударил свет.

Ирвин сощурился, но практически сразу понял, что свет этот не так уж ярок – да и не мог быть ярок при такой сумрачной погоде – просто его глаза успели привыкнуть к полумраку.

…И он смог окинуть взглядом то, что домовик Юкки назвал библиотекой Лестранж-холла. Почти полукруглая комната, прямую стену которой занимало одно огромное, словно бы состоящее из сотен меньших, окно, а изогнутую – Ирвин повернул голову – стеллажи. Богатством книг она, несомненно, уступала семейной библиотеке Джагсонов, но роскошью – намного превосходила. Если честно, книги здесь, похоже, далеко не были главным. Хотя – количество одно дело, а содержание – совсем другое…

- Ты уже здесь, Ирвин? – она появилась словно бы ниоткуда, хотя на самом деле – просто ускользнула от его рассредоточенного внимания. Юноша не спеша обернулся – Беллатрикс стояла у самого окна, и свет чётким контуром обозначал её стройную фигуру, обтянутую тёмно-изумрудового оттенка платьем. Выражение лица терялось в игре теней, но Ирвину почему-то казалось, что он практически видит её чуть снисходительную улыбку, к какой привык по школьным временам.

- Именно так, Белла, - со светской приветливостью отозвался он.

- Тогда садись.

Она жестом показала на кресла, и Ирвин – несколько поспешно – воспользовался предложением. Он ощущал себя неловко – вид просторной, какой-то холодной, несмотря на жарко пылавший камин, комнаты, словно бы говорил: «ты здесь чужой», а отполированный до блеска паркет отражал предметы обстановки, лишний раз подчёркивая их… Фон не располагал к уверенности в себе. Но в глубине рефлексирующего сознания остался стержень от утренней решимости, и Ирвин усилием воли придал себе как можно более непринуждённый вид.

- Как жизнь, Белла?

- Отлично, как видишь, - Беллатрикс совершенно естественно расположилась в своём кресле, томно наклонив голову к плечу и перебирая тонкими, изящными пальцами краешек шелковой накидки. – Но, - по её губам скользнула едва уловимая усмешка, - ты ведь здесь, полагаю, не для светской беседы?

- Если ты читала моё письмо, ты знаешь, зачем я здесь, - Ирвин произнёс эти слова твёрже, чем ему самому хотелось. Просто он понимал, что его собеседница может затянуть «игру в намерения» на неопределённо-долгий срок, а между тем всё его существо требовало скорейшего решения вопросов, с которыми Ирвин пришёл на эту встречу.

- Понимаю, - Беллатрикс стала серьёзна. – Кто-то уже слишком взрослый для наших маленьких игр… Или всё-таки ещё нет? – она более чем внимательно посмотрела прямо в лицо Ирвину, и от этого взгляда он испытал жгучее желание вцепиться в подлокотники кресла и не отпускать до последнего. Беллатрикс Блэк-Лестранж по-разному действовала на людей, но чаще всего – именно так.

Неизвестно, чем всё могло бы кончиться, но в событиях, происходящих в библиотеке, появилось ещё одно действующее лицо.

В стене, занятой стеллажами, отворилась незаметная на первый взгляд дверь-«перевертыш», и Ирвин успел краем глаза заметить нечто среднее между коридором и складом, прежде чем она закрылась за молодым мужчиной – высоким брюнетом, с каким-то холодным и в то же время понимающим выражением светло-карих глаз. В одной руке он держал некую книгу в потрёпанном переплёте, заглавия которой Ирвину не удавалось рассмотреть.

- Белла, хватит издеваться над парнем. В конце концов, он же и так наш, - заявил он тоном, практически лишённым, казалось, эмоциональной окраски. Такой голос Ирвин про себя иногда называл «голосом трезвого рассудка».

- Не надо преувеличивать, Дольф, - поморщилась Беллатрикс, отводя свой пронизывающий взгляд от Ирвина. – Я всего лишь хотела его проверить, причем, заметь, сам ты от проверок всегда устраняешься! – она щёлкнула пальцами.

- Сдаюсь, сдаюсь, - небрежно опустив книгу заглавием вниз на журнальный столик, Родольф Лестранж мимолётно поднял руки, растягивая губы в подобии вежливой улыбки. Но тут же его лицо приняло нормальное выражение, а тело – нормальную позу. – А вообще – нам пора уже перейти к делу, - он тоже сел в кресло.

Теперь собеседников у Ирвина было двое. Но Родольф, в отличие от Беллы, не вызывал у него не то что проявлений иррационального страха, но и вообще никаких чувств, за что юноша временами был ему весьма благодарен.

- Предупреждая вопросы: я читал то, что ты писал Белле. Недурно, кстати. Для начинающего, - Родольф одобрительно приподнял бровь. – Но нам бы хотелось лучше уяснить себе твои намерения.

- Иными словами – чего ты хочешь, Ирвин? От нас и вообще? – вкрадчиво осведомилась Беллатрикс.

Ирвин слегка растерялся. Он всегда думал, что любой член тайного общества, а особенно политического, сразу и без раздумий ухватится за возможность привлечь нового адепта в свои ряды… И поэтому не подготовился к тому, что кого-то будут интересовать его желания. Весьма расплывчатые, надо сказать.

А Лестранжи ждали. Две пары глаз изучали Ирвина, словно по-настоящему увидели первый раз в жизни. И, понимая, что дальше тянуть нельзя, он всё-таки заговорил.

- Я хочу принести пользу Магическом Миру. Новому, чистому Магическому Миру, - ему казалось, что он говорит цитатами из какого-нибудь журнала вроде «Голоса Крови», но Ирвин ничего с собой сделать не мог. – И хочу занять в нём достойное место. Хочу изучать Древние Искусства и применять свои знания… Считаю, что запреты нам навязаны и надо их уничтожить. Как и тех, в чьих интересах они введены. Хочу быть собой. И для этого мне нужны вы, – просто закончил он.    

Лестранжи переглянулись.

- Если это правда, - усмехнулась уголком губ Беллатрикс, - то ты почти что один из нас. Дольф? – Требовательно, повернувшись к мужу.

Тот кивнул.

- Да, ответ честный, - констатировал Родольф, обращаясь одновременно к жене и к Ирвину. И вдруг, словно что-то решив, выкрикнул в пустоту: - Эй, Юкки, где тебя носит!

- Чего изволите, хозяин? – домашний эльф появился быстрее, чем ожидал Ирвин. И вновь поклонился. Юноша успел ещё мельком подумать, как это Лестранжам удалось добиться подобной исполнительности? Традициями или Круциатусом?...

- Принеси-ка нам и гостю вина. Да, того самого. Разве не ясно? – распорядился тем временем Родольф.

И через несколько минут, осторожно отпивая дорогое вино из не менее дорогого хрустального бокала с затейливым серебряным узором по наружной поверхности, принятый, похоже, в «свой круг» Ирвин уже практически без смущения излагал Родольфу и Беллатрикс свои планы вперемешку с «идеологией для личного пользования».

Те отнеслись к ним деятельно, а Белла – видимо, под воздействием выпитого – даже порой бралась за язык жестов в попытке более ясно объяснить свою мысль, которая, по её мнению, и должна была быть безоговорочно принята остальными.

Но, несмотря на разногласия по многим вопросам, муж и жена были единодушны в одном: Ирвин ни в коем случае не должен раскрывать себя. Ничем. И от активных действий ему необходимо пока воздержаться – даже если он станет в скором времени членом Организации.

- Пойми: время ещё не пришло, - говорил Родольф мягко и в то же время словно разрезая воздух словами. – Любой шаг нуждается в подготовке, согласись.

- Учись в Академии, Ирвин, будь порядочным студентом, - странно улыбалась Беллатрикс, в очередной раз неспешно наполняя бокал. – Пусть никто не знает, что у тебя внутри. Глупая беготня не приведёт ни к чему. Кроме Министерских застенков, или чего похуже, - резко закончила она.

По комнате пробежал почти осязаемый холодок, все трое на миг замолчали, и тогда Ирвин впервые осознал, насколько всё это серьёзно… Но, как он понял позже, просто не придал этому истинного значения.    

Он наконец осмелился спросить:

- Так что мне нужно сделать, чтобы стать одним из вас?

- Ты точно в этом уверен? – спросил Родольф, чуть подавшись вперёд. – Мы не в игрушки играем, Ирвин. И после этого шага назад у тебя больше не будет. Мы знакомы со школы, поэтому предупреждаю почти по-дружески – при малейшей попытке доноса ты тихо и безболезненно умрёшь. По естественной или не очень причине. Для тебя ещё не поздно уйти, - его глаза были в этот момент не просто холодны – а жестоки.

Но Ирвин упрямо повторил:

- Что мне нужно сделать?

Беллатрикс рассмеялась его упрямству.

- О, много чего, Ирвин… И сразу до этого дело, разумеется, не дойдёт, - и прежде, чем Родольф успел схватить её за руку, Беллатрикс откинула край накидки, и стало видно, что длинная шёлковая ткань скрывала татуировку на её запястье – словно бы вспухший чёрный череп с выползающей изо рта змеёй. Знак был пугающ, но в то же время притягателен… Ирвин, как ни странно, ощущал исходящую от знака тень магической ауры того, кто его поставил. Чрезвычайно сильного волшебника…

- У меня – точно такая же, - как бы неохотно, в отличие от Беллатрикс, Родольф закатал левый рукав безупречно-белой рубашки, являя Ирвину действительно совершенно идентичную татуировку.

- Это, можно сказать, наш символ. И не только, но ты позже об этом узнаешь. Его изобрёл лично Тёмный Лорд, и его смысл…

Беллатрикс перехватила инициативу, перебивая мужа. Похоже, её интересовало в сказанном совсем не то.

- Он – наш лидер. Ты ведь не мог не слышать о нём, и не читать? Он – величайший волшебник мира и просто невероятный человек. Волевой, харизматичный, яркий… - она на миг зажмурилась. – Ты поймёшь, когда сам его увидишь!.. – глаза Беллы горели огнём восхищённой преданности и… нет, Ирвину похоже, показалось. Слишком часто, наверное, он встречал подобный сюжет в исторических романах. Но ему точно не показалось мелькнувшее на лице Родольфа Лестранжа выражение затаённой тоски…

Впрочем, Ирвин не горел желанием разбираться в хитросплетениях чужих чувств. Он хотел только слушать и запоминать всё, касающееся организации людей, именующих себя Пожирателями Смерти, и конечно, того, как именно он сам сделает первые шаги в этой организации.

Он, возможно, забыл конкретные сказанные слова, но смысл отпечатался в его мозгу чётче, чем что бы то ни было, войдя в резонанс с затаёнными мечтами и смелыми, но загнанными вглубь души, стремлениями…

… Пожиратели были не просто одной из множества молодёжных организаций, возникших в это смутное время как грибы после дождя, и проповедующих широкий спектр идей – от братания с магглами до их же тотального истребления.

Главным отличием являлось не присутствие чёткой структуры с распределением обязанностей внутри Организации, не наличие продуманной идеологии, и даже не реальное – а не на словах – освоение всего наследия магической истории. А то, что у Пожирателей Смерти (или же – как они иногда называли себя по аналогии со Средневековьем – Тёмного Ордена) был Лидер. Именно так, с большой буквы. Лидер, который и дал Организации эту самую продуманность и чёткость. И который, кроме того, обладал далеко не заурядными магическими талантами, и был способен видеть аналогичные таланты в своих подчинённых, делая упор на развитие именно того качества, которое обеспечивало наиболее эффективное выполнение членом Организации своей функции.  

И Пожиратели, единственные из всех радикалов, вполне осознанно шли к власти, применяя при этом все средства: диверсии, террор, запугивание – с одной стороны, обещания, дезинформация, шпионаж – с другой. И всё это – под лозунгом исправления мира. А если при этом исправлении будут жертвы – что ж, это и неизбежно. С этой мыслью Ирвин вполне был готов согласиться – ведь иначе нельзя. «Лес рубят – щепки летят» - вспомнилась ему тогда поговорка из какой-то, прочитанной ещё давно, русской книги.

И Магическое общество, согласно их идеям, должно было избавиться от страха перед собственными силами, перестать скрываться и раболепствовать перед «низшими», и вообще – подвергнуться радикальной перестройке в интересах тех, кто этого заслуживает. В первую очередь, конечно, чистокровных магов. Но в Организации понимали, что устранение всех, в чьей родословной меньше десяти звеньев, просто нереально, и поэтому предполагалось всего лишь убрать из мира магии грязнокровок и – естественно! – не допустить их нового притока. Как это сделать – ещё вопрос, но, как говорила Беллатрикс, главное сейчас – это власть и страх. Когда они будут, придёт и всё остальное. Так считали Пожиратели Смерти.

Но кроме политических целей у Тёмного Ордена, как оказалось, были и научные – что заинтересовало Ирвина гораздо больше. Ведь именно ради свободного изучения древней магии он и начал всю эту деятельность. На деньги наиболее обеспеченных членов Организации были выкуплены несколько лабораторий, они публиковали статьи в журналах, посвящённых науке и образованию (Ирвин понял, что авторами кое-каких из них был сам Лорд Волдеморт, их Лидер), они, наконец, использовали свои разработки на практике. Пользуясь всеми источниками информации, какие найдутся.

Но пока практика не была главным их делом – они вербовали сторонников, налаживали контакты и предпочитали не «светиться» как некая сплочённая и, чего скрывать, достаточно мощная и способная на многое сила…

 …Родольф пообещал Ирвину, что обговорит возможность его присутствия на каком-нибудь из общих сборов Организации.

- Но ты понимаешь, что это потребует времени?

Ирвин, кажется, понимал. Его должны были ещё проверить и перепроверить несколько раз – он сам, в случае чего, поступил бы так же, и к тому же просчитывал бы варианты на несколько шагов вперёд, как и полагается интеллигенту и выпускнику Рэйвенкло.

Договорились, что писать ему о результатах будет Беллатрикс – это не вызовет подозрений. Раз все и так знают об их давнем знакомстве, его возобновление покажется совершенно естественным.

Таким образом, спустя ещё пару часов бесед на уже более или менее отвлечённые темы, Ирвин покинул Лестранж-холл в гораздо лучшем настроении, чем прибыл туда.

Прошло около двух недель – которые юноша провёл за составлением списка «необходимой литературы», а также за добросовестным посещением (к радости родителей) подготовительных курсов в Колдомедицинской Академии – когда в очередном кратко-прямолинейном письме, больше напоминающем отчёт, Беллатрикс передала Ирвину разрешение Лорда на посещение собрания Организации. 

И естественно, он к нему подготовился, сообразно своим представлениям… и советам, содержащимся в этом самом письме.

 

 

 

Глава Е.

 

Первое Собрание, на котором ему довелось присутствовать, сохранилось в памяти Ирвина Джагсона как-то отрывочно. И дело было не в частичной амнезии, которую, как он знал, вызывает воздействие некоторых обрядов и заклинаний, служащих для «встряхивания» мозга – ещё одной возможной системы проверки. И не в более тонких, чем «Обливиэйт», технологиях коррекции воспоминаний. Нет, ничего подобного с ним, похоже, не делали – после возвращения он «позаимствовал» пару препаратов, позволявших диагностировать магически вызванные нарушения памяти, у своей матери, занимавшейся до сих пор врачебной практикой в одной из частных клиник. (Их теперь на всю магическую Британию осталось где-то четыре – Министерство использовало практически все доступные рычаги давления, вынуждая закрываться и смещая акцент на государственное Сент-Мунго – видимо, желая, чтобы все больные, особенно «подозрительные», были учтены и их было легче контролировать). Скорее всего, как решил юноша впоследствии, сказалось эмоциональное напряжение, частично заглушившее природную чистоту восприятия…

Но дату он запомнил – как и время; и запомнил почему-то циферблат старинных настенных часов – строгие римские цифры, угол в сорок пять градусов между часовой и минутной стрелками… Во время, назначенное «официально», этот угол должен был равняться девяноста, но ему, Ирвину, было дано недвусмысленное указание явиться несколько раньше. Другим указаниям из последнего письма Беллатрикс он тоже внял, однако особенно внимательно отнёсся к лаконичной приписке Родольфа, чей некрупный и чёткий почерк так не вязался с ломанными линиями, выходившими из-под пера его жены. «Будь разумным. И не стоит лишних слов».

Ирвин понял, что имелось в виду – самым разумным для новичка было не пытаться влезть сразу во все дела Организации, которые, возможно, будут обсуждаться собранием; и не навязываться остальным, считая – необоснованно – что он автоматически становится для них соратником. Равно как, думал Ирвин, и не стоило чрезмерных заверений в преданности идее и Лидеру. Что уже подходило и к второму совету – совету помалкивать. Такую стратегию он и выбрал – молчать и ждать, но это ожидание не было, да и не могло быть, спокойным. Слишком много значил для юноши этот вечер и слишком уж он хотел получить своё право на тайну и  действие.

 Как и две недели назад, ему предстояло отправиться в Лестранж-холл, и это было естественно - раскрывать перед ним столь прямо причастность к Тёмному Ордену кого-то ещё из влиятельных семейств никто не собирался.

Обстановка была знакома Ирвину – в прошлый раз он даже нашёл искусственную запущенность парка привлекательной – но поздний вечер накладывал на всё вокруг свой отпечаток, краски в буквальном смысле сгустились и он внезапно ощутил некую опаску, сродни страху за свою жизнь. Точнее, за то, что она может перемениться без его воли… Но успокоить себя удалось достаточно легко, а практически у порога его встретила Беллатрикс.

Ирвин плохо запомнил, как она выглядела, запомнилась только какая-то непривычная неброскость внешнего вида, и чёрный плащ поверх простой, чем-то похожей на школьную, мантии – такой же плащ, какой она в свертке вручила своему протеже, указав надеть.

С этого момента всё виделось, как в тумане – калейдоскоп разрозненных образов, яркое сияние светильников в коридорах и залах (ему казалось, будет темнее…), долетавшие до его ушей обрывки разговоров – о политике, о финансах, о делах и знакомых – и люди, люди, люди… Их было, определённо, человек тридцать, а может и около сорока – но Ирвин не мог их рассмотреть, хотя по голосам они казались знакомыми, его тащила за собой Беллатрикс, стараясь лишний раз не попасться в поле внимания остальных. Вот тот блондин, с апломбом доказывающий что-то невысокому плотному брюнету – случайно не Малфой?.. Его собеседник – не Нотт?.. А там, у камина – возможно, Родольф со своим отцом, говорят о публикациях в лондонской прессе?..

Устроив Ирвина в одном из кресел, в дальнем углу, у самой стены, Беллатрикс оставила его в пользу своих соратников, а вскорости – началось и само собрание.

Все словно подобрались, и светскую непринуждённость как рукой сняло, стоило войти в зал высокому, стройному мужчине лет сорока на вид. В его походке не было резкости и подчёркнутой властности – однако, были сила, реальная сила, и достоинство. Ирвин чутьём догадался, что это и есть Лорд Волдеморт – но рассмотреть хорошенько не мог, слишком далеко от него находился Лидер. Сев в занимавшее отчётливо-центральное положение кресло, Лорд Волдеморт поправил мантию, и оглядел собравшихся. Этот взгляд Ирвин запомнил надолго, как и первую свою «встречу» с Тёмным Лордом, - взгляд, казалось, проникающий сквозь человека, разбиравший и опять собиравший тонкий механизм души, как игрушку.

Лорд что-то сказал, небрежным жестом показывая на шесть или семь кресел, построенных полукругом возле его собственного, словно бы выделяя среди своих сторонников нескольких «избранных». В число их, по всей видимости, попала и Беллатрикс – кому ещё было пройти к своему месту так: одновременно смиренно и гордо,  соединяя в себе рабу и королеву?...

И после – начались разговоры. Неторопливые, вдумчивые, с выбором слов и фраз. На сборище фанатиков Общее Собрание не походило ничем, и даже Белла не позволяла себе излишней страстности в интонациях. Ирвин слушал, получая подлинное удовольствие, и ему казалось, что с каждой минутой его собственная связь с Организацией становится сильнее – возможно, из-за того, что к нему полушёпотом порой обращались другие, спрашивая мнения по какому-либо вопросу, и ирвинов ответный полушёпот – он всё-таки не смог отделаться полным молчанием – воспринимался со спокойным вниманием. Хотя, конечно, в разговоры о делах о не влезал, и первым их не начинал – понимая своё, ещё весьма шаткое, положение среди этих людей…

Как бы то ни было, Ирвин сидел почти неподвижно в своём кресле, периодически стараясь незаметно приподняться, чтобы разглядеть тех, кто сидел рядом с Лордом и его самого. Вызываться сам он не желал, это он помнил потом точно, но ещё помнил, как начал ждать чего-то, перестав практически улавливать смысл говорящегося вокруг него…

И странное предчувствие не обмануло. Потому что через какое-то время – Ирвин потерял ему счёт, его наручные часы были забыты дома – высокий, холодный голос заглушил все остальные голоса в зале, как задувают полупогасшие свечи, поинтересовавшись – да, именно поинтересовавшись – где же тот молодой человек, которого ему хотели представить сегодня?

Окружавшие Ирвина люди синхронно расступились, или отодвинулись, или просто каким-либо образом переместились. В любом случае, между ним и Лордом образовался «коридор», и юноша, как-то неловко встав, повинуясь интуиции, проследовал по этому пути, чувствуя на себе – даже при том, что глаза его были опущены – тот самый взгляд, который характеризовать было невозможно. Слишком многое сразу в нём соединялось, и главное, пожалуй, именно то, что Ирвин твёрдо уверился за эти секунды – человек, перед которым он стоит, владеет легилименцией. Но Ирвин не испугался. Он знал нескольких таких людей – знакомых отца и матери, – и понимал, что в ментальных способностях нет ничего невероятного, а простейшие приёмы защиты сознания мог освоить – при должном старании – любой желающий. Молодой интеллигент с Рэйвенкло, естественно, пошёл несколько дальше… Однако, обратная техника – «чтение мыслеобразов» - была гораздо труднее, и к ней Ирвин даже не пробовал прикасаться. Тем не менее, и бояться её было ни к чему. Бояться стоит только одного – неизвестности, считал Ирвин…

Лорд Волдеморт, также поднявшийся с места, не спешил ничего говорить юноше, замершему перед ним с опущенной головой, закрытой чёрным капюшоном.

- Мой Лорд… - начал Ирвин, как ему и советовали, придавая своей позе почтительный вид.

Лорд кивнул, по его губам пробежала едва заметная тень усмешки.

- Как твоё имя? Какого ты рода?

- Ирвин Джагсон, мой Лорд. Из интеллигенции. Родословная…

- Хватит, - резкий жест руки и резкий тон прервали повествование Ирвина. – Я знаю о Джагсонах достаточно, и не желаю выслушивать одно и то же второй раз. И о тебе я знаю. Белла говорила мне о тебе.

При этих словах Беллатрикс будто вздрогнула, непонятно, отчего, и её лицо как-то изменилось… Впрочем, Ирвину могло и показаться – он не очень-то хорошо мог видеть что-либо иное, кроме пола под своими ногами. В лицо Лорду он смотреть даже и не пробовал – по его мнению, это вполне могло подпасть под категорию «неразумного», и быть расценено, как наглость.

- Можете себе представить, мои верные соратники, - Темный Лорд обращался уже не к Ирвину, а к Пожирателям, придавая своим словам некоторую театральность, - по её словам, этот молодой человек весьма талантлив в области Древних Искусств, а также по части медицины. Не говоря об его способностях к Зельеварению и темным чарам… И, опять же по её словам, он страстно мечтает о вступлении в наши ряды. Но одного желания, как известно, мало… И я, несмотря на доверие, которым пользуется дорогая Беллатрикс… Да, несмотря на это моё доверие, думаю, что стоит его испытать. Как вы считаете? – Лорд замер, подобие улыбки застыло на его тонких губах, а Ирвин постарался загнать в глубь сознания мысль о том, что с ним может быть в случае провала. Несмотря на спокойный, чуть ироничный тон того, он понимал, что Лорд Волдеморт – опасный, жесткий и сильный человек, для которого ничего не значит жизнь Ирвина Джагсона… Пока тот не покажет, что чем-то отличается от прочих молодых чистокровок, которым нечем заняться летом после выпуска.

Пожиратели, собравшиеся в зале, поддержали предложение нестройным гулом голосов.

- Ты можешь снять капюшон.

- Благодарю, мой Лорд.

И стоило только взгляду Ирвина обрести большую свободу, как он, словно на нож, напоролся на усмешку Родольфа Лестранжа, оказавшегося странно-далеко от Беллатрикс – усмешку, говорящую «Я же предупреждал….» Но Ирвин и так уже понял, что всё происходящее – гораздо серьёзней, чем хогвартские посиделки в факультетских гостиных, и в лишних напоминаниях об этом уже не нуждался. Гораздо серьёзней – и реальней. Но странная мысль о «реальности» происходящегопромелькнула мгновенно, и юноша просто приготовился сделать то, на что он способен, если этого сейчас потребуют.   

«Испытаний», как ни странно, практически и не было. По крайней мере, в его памяти не осталось подробностей, осталась только некоторая неловкость после каких-то ещё вопросов Лорда и пары демонстративных цитат из старинной литературы. Похоже, все остались довольны, включая и Лидера… Правда, почему-то возникло ощущение, что так называемые задания были всего лишь фарсом, а настоящее испытание случится позже, без предупреждения.

Впрочем, в тот день Ирвин был не готов задуматься об этом.

На том же собрании он официально был назван «ассоциированным» в Организацию, получив право посещать другие Сборы в сопровождении одного из «действительных членов», право на высказывание собственного мнения и право на участие в общих тренировках.

Как оказалось позже, на этих тренировках испытывались Непростительные (не те три, что в обиходе так зовутся, а практически все 350, внесенные в официальный реестр) на живых существах. Крысы, летучие мыши, кошки… Ирвин не сразу смог преодолеть себя, ему было порой противно от последствий накладываемых чар, но сказалась колдомедицинская подготовка. Тем более, что никто от него не требовал отличных результатов и в ближайшее время. Но Ирвин иногда всё же предательски позволял себе выпить того зелья, которое раньше использовал отец, чтобы заглушить остроту испытанных ранее чувств.

А также – они учились боевой магии. У Лорда и друг у друга. Это нравилось молодому Джагсону, признаться, гораздо больше… Затаённая жажда действий находила свой выход, и несмотря на то, что физически он был недостаточно тренирован, умение приходило к Ирвину – постепенно, но он, как ему казалось, достаточно быстро схватывал, и физическая форма начала улучшаться сама собой.

Но это было потом…

А после собрания,  во второй части которого юноша уже более или менее свободно участвовал, попрощавшись с Лестранжами –  хмурым Родольфом и необыкновенно радостной Беллатрикс, шепнувшей ему что-то поощрительное – Ирвин аппарировал к себе домой, и, не раздеваясь, лёг на кровать спиной, подложив руки под голову. Новый статус требовал осмысления, и Ирвин, как бы сложно это ни было, отбросил своё смутное беспокойство по поводу предстоящих ему проверок (в том, что они ещё будут, несмотря ни на что, он не сомневался), и решил сосредоточиться на другом – на том, как ему самому теперь вести себя и, самое главное, как именно и когда он станет полноправным членом организации?...  

По размышлению, юноша решил, что вести себя надо как обычно. Если потребуется что-то иное – ему сообщат.  А пока – ему хотелось проявить себя, но для этого необходимо было слушать и вникать гораздо внимательней, чем в день его первого собрания. Внутренне усмехнувшись – по приобретённой недавно привычке, с которой сам ещё не до конца свыкся – Ирвин решил, что если у него есть логическое мышление, то не воспользоваться им для достижения цели будет преступно. В этой цели, собственно говоря, ничего и не менялось с того времени, как она впервые созрела у Ирвина.

Он был убеждён, что для приёма в Пожиратели Смерти ему необходимо участвовать в выполнении какого-либо важного задания Лорда. Причём проявиться в этом задании должны именно его, Ирвина, уникальные знания. И юноша думал, что чем скорее ему поручат это задание, тем лучше, и решил работать именно в этом направлении.

«Ассоциированных» в Организации было, к слову, достаточно много – почти столько же, сколько полноправных членов. Многие из них были просто полезными людьми – не пригодными для активной политики или не желающими в неё вмешиваться, но поддерживающими идеи Лорда и способствующими их осуществлению. К тому же, членство в Тёмном Ордене для некоторых людей, если что, могло создать ощутимые препятствия в деятельности… Ирвин не удивлялся, что таковыми «ассоциированными» оказались отец и тётка Беллатрикс – ему стало это известно вскоре после того, как он начал посещать собрания.

Особую группу среди «ассоциированных» составляли «молодые». Это были в основном сверстники Ирвина, кандидаты на приём в Пожиратели Смерти, как и он, желавшие выслужиться. Они были разными – из разных семейств, из разной среды – некоторые были даже полукровками, но, похоже, волновало это немногих. Волновала, в основном, та самая полезность для общего дела Организации.

Проходило время, Ирвин узнавал других Пожирателей Смерти и других «ассоциированных», учился лавировать между центрами влияния и – самое главное – внимательно слушал. Его не пугало, что временами речь шла о человеческих жизнях, но сам он предпочитал воздерживаться от замечаний по этому поводу. Возможно, по той причине, что иногда до сих пор в его снах вспыхивали глаза кошки, к которой он применил первый в своей жизни Круциатус. Или по той причине, что у него даже на насекомых не получалась Авада Кедавра. А, быть может, и потому, что просто мало ещё он значил в общей структуре, чтобы уверенно рассуждать о «лесе» и «щепках». Правда, чаще всего с такими мыслями юноша выражал явное согласие.

Ирвин несколько раз ещё говорил с Лордом Волдемортом, слыша из «первых уст» те самые слова и идеи, о которых столько читал. Он даже готов был кое в чём согласиться с Беллатрикс – которая на собраниях и в обсуждении меньше всего напоминала светскую даму, роняя резкие злые слова и вдохновенно, как когда-то в Школе, рассуждая о том, что сделано или только будет сделано. Впрочем, у каждого, кто видел её, не оставалось сомнений, что её слова – когда будет нужно – не разойдутся с делом. 

Ирвин не был настолько уверен в себе, но – добивался своего… Так, как умеют рэйвенкловцы – умом и достоинством. Уверив себя, что всё правильно и быть иначе не может.

 

И в начале сентября, после уже того, как ему были даны первые незначительные поручения (вроде поиска определённых сведений,  или консультаций в группах по разработке усовершенствованных чар, или помощи ответственным за «связи с общественностью» в составлении программных заявлений…) молодой маг из старинного чистокровного рода получил право на участие в «операции». И законное право – ведь именно он предложил приготовить то самое старинное зелье, и лично Лорд выразил желание ознакомиться с его любопытными свойствами…

- Пусть Беллатрикс возьмёт Джагсона. Ведь вы понимаете, господа?... – эти слова Лорда на одном из «слётов» - так назвались собрания, служащие для чисто организационных вопросов, на которые Ирвина до этого не приглашали – заставили юношу инстинктивно сжать пальцы в кулак, а уголки его губ на миг торжествующе приподняться.

«Господа» всё понимали. Теперь Ирвину казалось, что они – неужели?.. – понимали даже больше, чем необходимо.

Если бы он тогда знал, что будет означать для него операция, он бы согласился?...

«Невозможно отказывать Лорду»

Особенно при том, что он собирался остаться в Организации.

Или...?

 

Вздрогнув, Ирвин очнулся. Похоже, память отпустила его в пользу реальности.

 

Другие фики этого автора
Фанфики На главную