Анонимное
Автор: Птица Свободы
Бета: нет
Жанр: drama/romance
Рейтинг: G
Пейринг: догадайтесь
Отказ: отказываюсь. Всё
ощущение неповторимого мира принадлежит JKR
Аннотация: история одного письма в никуда
Комментарий: ночной глюк, в котором присутствуют: банальность и нечто похожее на странный пейринг; отсутствуют: общепринятые факты, а также причины и следствия. Короче, траффку аффтару привозят из совершенно особенных районов...
Статус: закончен
Тонкие, бледные – почти просвечивает кость – пальцы проводят полузабытым скользящим движением по обрывку пергамента. Завалялся ли он где-то здесь, или его принесли по неосторожности?.. Но это не имеет значения. Для неё уже давно многое не имеет значения.
Улыбка змеится по тонким, бледным губам на узком лице, скрываясь в тени впавших щёк – тоже почти прозрачная, какая-то нереальная, слишком не похожая на обычную здешнюю. Кажется, что от внезапно налетевшего холодного ветра она даже разгорелась чуть ярче.
«Ветер гасит только слабый огонь. А я никогда не была свечой» - думает она, и рассеяно берёт в руку тоже неизвестно откуда – она не помнит – взявшееся здесь истрёпанное перо.
Холодно – сквозь высокое, забранное решёткой окно виден кусочек хмурого, вечно пасмурного северного неба. Возможно, сейчас пойдёт снег – и будет падать ей на плечи и руки мокрыми хлопьями, и опять начнётся этот надоевший кашель... Но не сейчас.
Улыбка на тусклых сухих губах. Спутанные, грязные пряди некогда чёрных волос падают на лицо, она механически сдувает их, чтобы не лезли в глаза. Наклоняется, щурится – зрение пугающе снизилось... Или это просто тусклая, мертвенная зима?
Красные чернила – красивый цвет, раньше всегда подписывалась только красными, и теперь вспомнившая привычные резкие линии ломано-неровного почерка рука уверенно выводит слова короткого письма. Которое она никогда не посмела бы написать в другом месте и в другое время. Без адреса и без подписи.
Улыбка. Огонёк в огромных тёмно-синих – иссиня-чёрных? – ночных глазах. Красные чернила.
Красные...
«Я не напишу «приветствую вас» или «счастлива видеть!», как всегда говорила обычно – это ни к чему, это не имеет значения, как и обращение на Вы. Шелуха опадает быстро, а силу выжить даёт не ритуал, но суть, и тебе ли не знать, какова суть нашей силы. Моей силы. Ненависть. Гордость. Вера в цель. И совсем немного любви. Сейчас я совершу дерзость. Неслыханную дерзость – посмею сказать, что о последнем пункте ты и не подозреваешь. Но так и должно быть – кому нужно подобное чувство в эту эпоху? Никому, и в особенности нам. О нём вспоминают не во время войны, а когда пытаются выжить.
И ты в этом смысле даже сейчас сделал – и делаешь – для меня больше всех: я просто вспоминаю тебя. Красные чернила на грязно-серой стене – тебе бы, наверное, понравился подобный дизайн, где-нибудь на рейде как ещё один наш отличительный знак... Красные чернила – я не могу поверить, что тебя нет. Я верю, что ещё увижу тебя. Мне безразлично, как, и каким ты будешь. Я и сама сейчас не в лучшей форме – ты вряд ли узнал бы меня в зеркале мутной воды, натекшей откуда-то в угол камеры.. Ты помнишь меня светской дамой, боевой чёрной пантерой, я же помню тебя... А, впрочем, какая разница? Я помню.
И ощущение силы, которой всегда хотелось отдаться без остатка, и играющий взмах палочки, чертящей сложнейшее Тёмное заклятие, и чёрный плащ в вихре осенних листьев наподобие почётного эскорта.
Я никогда не скажу тебе этого лично – порядок слов нерушим, этикет и иерархия незыблемы, особенно среди нас. Но пусть мне хотя бы покажется, что письмо заключённой номер А-307 – для тебя. И если уж мне всё-таки суждено здесь сдохнуть, то лучше сделать это, сказав всё.
Это, пожалуй, конец. Никогда не умела писать письма хорошо и по правилам – а теперь разучилась вовсе.
Прощай. Или – до встречи. Так лучше, хотя никого здесь нельзя уличить в оптимизме».
Она переводит дух, и перо падает из мгновенно разжавшихся пальцев прямо на пол – ей под ноги, но она не смотрит, потеряв интерес к тому, что уже не нужно. Она смотрит на края наручников. Одного наручника, на левой руке. Опять запачкали красные чернила.
Чернила?!
Она отрывает кусок от свободной тюремной робы, стискивая зубы, обматывает им изрезанное краем проржавевшей цепи запястье. Как обычно. На грязно-серых стенах – алые разводы.
Чернила. Красные.
Складывает обрывок в четыре раза, зачем-то разглаживает сгибы, на негнущихся, тонких и бледных ногах подходит к окну и, встав на цыпочки, кидает письмо вниз. Несколько секунд зачарованно следит за его полётом, потом голова начинает кружится, ноги подгибаются, и она едва не падает, вовремя успев опереться спиной о сдирающий кожу камень стены.
...На пергаменте всё же осталась подпись – маленький фамильный вензель из двух «Б» в верхнем правом углу...